Можно ли говорить о каких-то универсальных закономерностях протекания социальных революций? В одну реку не войти дважды – это очевидно. Вряд ли можно принимать всерьез аргументы, основывающиеся на исторических аналогиях, так как каждая смена способов производства, влекущая за собой переформатирование общественных отношений, происходит в новых социальных, экономических, технологических и т. п. обстоятельствах. Однако можно допустить, что у таких процессов может быть общая «логика», если учитывать ряд постоянно действующих условий. Попытаюсь тезисно изложить, о чем идет речь.

– Пока не достигнут настоящий избыток материальных благ для всех на Земле, общественная потребность в активной деятельности и конкурентной борьбе, в которой побеждают наиболее яркие и талантливые, сохраняется. Это ведет к появлению новых форм господства и престижа.

– В таком случае также наиболее вероятно, что средствами инициативной трансформации способа производства и, соответственно, производственных отношений будут располагать прежде всего старые господствующие элиты или те, кто находится в неантагонистических с ними взаимоотношениях.

– Социальная революция – это не политической «скачок» и даже не растянутая во времени борьба «классов для себя», а медленное вызревание новых способов производства, что способствует постепенному перетеканию власти и влияния в руки тех, кто вовремя (сознательно или бессознательно) стал инициатором развития этих способов производства.

– Поэтому речь и должна идти о «синтезе элит». Синтез элит – это не возникновение новых элит во «внешней среде»; это также не смешение старых элит с целью порождения чего-то нового. Это – постепенная эволюция некоторой (может быть, очень малой) части старых элит, в рамках которой происходит зарождение новых общественных отношений или инкорпорирование новых элементов «извне».

– Долгое время ресурсы, связанные с одним способом производства, могут суммироваться с ресурсами, связанными с новыми способами производства (к примеру, феодалы, которые занимаются капиталистическим производством на своей земле). Стало быть, и на тезисы о «межэлитной» классовой борьбе (буржуа против старой феодальной аристократии) также стоит смотреть скептически.

Во втором разделе данной книги я попытаюсь показать, что эти закономерности свойственны и современным процессам возвышения персоналиата. Однако предварительно хотелось бы продемонстрировать работоспособность этой схемы на более раннем примере становления капитализма, чтобы окончательно избавиться от теоретических «призраков», которые сопровождают современные дискурсы о посткапитализме и путях его «достижения».

Трудно отрицать «вдохновляющее» влияние так называемых буржуазных революций на классиков левой политической мысли. Великая Французская революция стала своеобразной «идеальной моделью». Казалось бы, там было все: взрыв недовольства «снизу», ожесточенная борьба «классов для себя», буржуазия, которая исполняла свою величайшую историческую миссию прогрессивного разрушения отжившей феодальной системы, реальное изменение соотношения классовых сил после революции. Впоследствии предполагалось, что социалистическая революция должна иметь много общего с тем, что происходило во Франции в конце XVIII века. Только теперь уже на передовой революционной борьбы должны были находиться не классы эксплуататоров, а угнетаемые рабочие и крестьяне. Но являлись ли и такие события, как Великая французская революция, действительными социальными революциями, реально меняющими способ производства и непосредственно формирующими новые производственные (шире – общественные) отношения? Многие факты говорят об обратном. Рассмотрим по пунктам, почему становление капитализма можно объяснить скорее