. Более того, мы можем заметить, что многие «пробуржуазные» изменения зачастую происходили вообще без каких-либо революционных потрясений: просто из осознания государственными агентами необходимости тех или иных реформ для поддержания военной мощи. Реформы Штейна и Гарденберга в Пруссии или отмена крепостного права в Российской империи – примеры многих подобных мероприятий.

3. Становление капитализма сопровождалось скорее конфликтами элит, нежели классовой борьбой. Известный американский социолог и специалист в сравнительной исторической социологии Р. Лахман показал, что стоит говорить о своеобразных зазорах, которые открывались в ситуациях обострения конфликтов между элитами. Вражда различных элит феодального общества (земельных, клерикальных, монархических и т. п.) вела к их взаимному ослаблению, что открывало дополнительные пространства для появления ростков капиталистических общественных отношений (Лахман рассматривает широкий набор кейсов – от итальянских городов-государств до Англии и Франции эпохи промышленной революции). В контексте конфликтов элит эти отношения зарождались как «побочные эффекты», поэтому он и говорит о «капиталистах поневоле». Так, в Англии прямой предпосылкой «капиталистической трансформации» послужил конфликт короля и земельных магнатов. Лахман анализирует специфику этого конфликта, сравнивая его с аналогичными событиями во Франции. Английский абсолютизм зарождался специфическим образом. С началом английской Реформации в 1530-е годы Генрих VIII начал процесс ликвидации монастырей и передачи монастырского имущества в собственность королевского дома Тюдоров. Это усилило королевскую власть и позволило укрепить так называемый горизонтальный абсолютизм. Р. Лахман пишет: «Генрих и его преемники втянулись в союз с мелкими светскими землевладельцами – джентри, – чтобы обезопасить себя и расширить до национального уровня господство церкви и государства. Делая это, английские монархи запустили процесс трансформации политики и экономики на локальном и национальном уровнях»111. Однако усиление вертикальной власти монарха оказалось временным. Вскоре вновь приобретенные земли были растрачены: «Генрих VIII потратил ¾ своей прибыли с Реформации на войну и патронаж. Его преемники, Эдуард VI (1547–1553), Мария I (1554–1558) и Елизавета I (1558–1603) потратили оставшуюся часть тюдоровского имущества на своих политических клиентов. К началу елизаветинского правления королевские земельные владения вернулись к своему дореформенному уровню, приблизительно 1/10 части маноров. К 1640 году корона владела только 2 % всех английских маноров»112. Этот исторический поворот стал судьбоносным, так как конечными выгодоприобретателями оказались именно джентри, которые постепенно стали перетягивать на свою сторону все больше власти на локальном уровне: «…джентри воспользовались упадком власти магнатов (что усилило рычаги власти управления над членами парламента, которые тогда уже освободились от протекции и господства магнатов) и нуждой короны обменивать пожалования и посты на местном уровне на политическую поддержку в парламенте и на национальном уровне, вытребовав себе законодательную и юридическую поддержку своих атак на права арендаторов. Огораживание – самый известный и наиболее драматический метод аннулирования манориальных и общинных прав и создания частной собственности. Огораживание часто было всего лишь кульминацией долгого процесса нападок и сокращения крестьянского землепользования. Наступление эпохи огораживания знаменует конец классовой борьбы в аграрном секторе за манор и окончательную фазу создания частной собственности»