Мне хочется чувствовать мягкость персидского ковра, поэтому я скидываю кеды прямо возле лестницы и погружаю пальцы в его ворс, который мгновенно впитывает запах уставших от перелета длительностью в девятнадцать часов ног. Это вызывает на моем лице улыбку, потому что хотя бы так этот дом обретает немного жизни.

Это, наверное, нескромно, но я точно была самым ярким и светлым созданием в нашем доме в пригороде Лиссабона. Пусть мой брат и является самым добрым человеком во всем этом омерзительном мире, но я точно самая заводная в нашем семействе. Уверена, именно поэтому за пять лет здесь все будто покрылось пылью и паутиной.

Открывая дверь в свою комнату, я не рассчитываю обнаружить там ничего, что могло бы рассказать о том, какой я на самом деле человек или каким человеком я стала. Пять лет назад, в семнадцать лет, я уехала на поиски себя, находясь в эпицентре бури под названием «подростковый бунт» и ненавидя каждое слово, вылетающее изо рта моих родителей. Моя комната была жалкой пародией на комнату идеальной дочери, которую так хотели мои родители. Розовые стены, на кровати розовое постельное белье с оборками, будто мы в семидесятых. В моем шкафу преимущественно платья пастельных оттенков и десятки туфель на слишком высоких каблуках, чтобы я выглядела достаточно статной на вечерах, посвященных каким-то людям или событиям, которые стираются из памяти на следующий день.

Я падаю на кровать, раскидывая руки в стороны, и упираюсь взглядом в потолок, белый, словно новая страница моей жизни. Она еще не омрачена никакими событиями, и я могу написать или нарисовать что угодно. Вот только что я хочу там увидеть?

Глаза сами собой закрываются, хотя мне казалось, что я совсем не устала после перелета.

Черт, это был ужасно долгий день.

Слышу, как хлопает дверь, и нехотя открываю глаза. Свет такой яркий, что они сами закрываются, вновь не давая мне увидеть того, кто потревожил мой сон. Чувствую, как под чьим-то весом прогибается кровать, и предпринимаю очередную попытку разлепить глаза. На этот раз мне удается увидеть белый потолок. Я поворачиваюсь, и прямо передо мной, слишком близко даже для наших теплых отношений, оказывается красное, распаренное лицо моего брата, а капелька пота с его носа капает прямо на мой лоб, отчего лицо Дани озаряется улыбкой, и, несмотря на мой протест, он трясет влажными от пота волосами, и все мое лицо вмиг оказывается мокрым.

– Фу! – Я пытаюсь сбросить брата с кровати, но за эти годы он явно стал куда сильнее, и мне едва удается самой выползти из-под него и подняться на ноги.

– Иди сюда, красотка!

Дани так быстро оказывается возле меня, что я даже не успеваю оттолкнуть его и оказываюсь прижатой к мокрой насквозь футболке, но теперь не ощущаю отвращения, как всего мгновение назад, и сцепляю руки на его широкой спине.

Из всех своих путешествий я вынесла не так много уроков, но одно узнала точно: моя жизнь не будет полной, если мой брат будет слишком далеко от меня. Он тот, кто привносит в нее немного спокойствия, рациональности и остужает мой пыл. А рождение брата – единственное, за что я благодарна нашим родителям. За время, проведенное вдали от них, я поняла, что хотелось бы найти куда больше причин для теплых чувств, но, видимо, стоит радоваться хотя бы одному поводу.

– Ты стал такой большой, я едва достаю тебе до шеи.

Я отстраняюсь от брата, отхожу на пару шагов и разглядываю его. Он такой взрослый, красивый и возмужавший, темные волосы отросли и падают на глаза, а на щеках и скулах появилась юношеская щетина.

– Это ты еще не видела меня на поле, – усмехается он и отбрасывает волосы с лица. – Мне нужно принять душ, а потом ты расскажешь мне все о своих приключениях. – Он играет бровями и уходит из комнаты под мой громкий смех.