И сейчас, сидя рядом с семьей Ники, я испытывала то же самое чувство. Только мне уже не было стыдно, и я не стану оплакивать семью, которой у меня никогда не было. Да и не будет, если честно. Когда вырос в доме моих родителей, то уже не стоит надеяться, что станешь другим человеком и будешь способен на какие-то глубокие «нормальные» чувства. Я стала очень похожа на отца и мать. Мне все еще грустно, но не настолько, чтобы не позволить себе расслабиться и даже искренне смеяться и улыбаться, хвалить Ники и его игру в футбол, восхищаться талантами младшей Параисо, особенно ее танцевальными способностями, которые были продемонстрированы перед подачей горячего. Старшая же, Камилла, обладала острым умом, проницательностью, и, по-моему, она замечала, как я меняюсь за столом, хотя, может, мне так только казалось, но ее взгляд был прикован ко мне и в зависимости от моих эмоций так же менялся. Видимо, одного человека в этой семье я не смогу обмануть.

Мы переместились в гостиную, где стоял раскладной диван, столик перед ним и висел телевизор на противоположной стене. Я заметила, что имеется выход еще куда-то, но не понимала куда, ведь в квартире не было балкона или дополнительной ванной комнаты. Мы удобно устроились все вместе на диване, Мария принесла из своей спальни альбом, разместила его на моих коленях и рассказывала про каждый фотоснимок. Вот Ники около четырех лет, он голый в ванной комнате, а это выпускной Франциски в детском саду, а вот Камилла идет в школу. Я замечаю, что нет ни одного снимка Сама и хочу задать вопрос про еще одного ребенка в этой семье, но язык не поворачивается – я боюсь нарушить семейную идиллию.

– Это Николауш забил свой первый гол в серьезной игре в школе. Я так им тогда гордилась и говорила, что он станет великой футбольной звездой.

Я заметила, как на глаза Марии навернулись слезы, и от этого сжалось сердце. Я бы тоже хотела, чтобы у Ники все сложилось и он стал звездой, но это будет зависеть только от него самого. И от того, смогу ли я реализовать свой план и при этом не причинить никому вред.

– Я так рада, что ты появилась в его жизни. Я чувствую, что теперь все будет лучше, он стал играть точнее после вашей встречи. Верю, что ты его муза.

Мария берет меня за руку и смотрит так искренне, что мне недостает воздуха в легких. Они такие неподдельные и честные, а я совсем не такой человек. Хотелось бы мне быть такой же открытой, как они, и ответить взаимностью, но почему-то я могу лишь кивнуть и попытаться не вырвать руку в приступе паники.

Мне не хватает воздуха, и я уже собираюсь сказать, что необходимо возвращаться домой, как все превращается в какую-то комедию. Где-то хлопает дверь. Наши пять голов поворачиваются в сторону входа, и наши десять глаз смотрят на вошедшего Сама. Он одет, как и всегда, насколько я могу судить, небрежно: рваные джинсы, белая футболка, испачканная каким-то маслом, кеды с разорванными шнурками. Его рыжие волосы всклокочены, а глаза загораются странным огнем, как только он видит меня, зажатую между его матерью и младшим братом. Я вижу, как улыбка трогает его губы, и он откидывается на дверной косяк, рассматривая нас, устремивших взгляд на него.

– Привет!

Его голос звучит немного глухо и с придыханием, и я чувствую, что это приветствие предназначается мне одной, и от него по спине пробегают мурашки. Как я могла забыть, какое он производит на меня впечатление. Если до этого момента все было странно, неоднозначно, но мило, то сейчас я чувствую неловкость, агрессию и любовь, исходящие от присутствующих в комнате.