– Нет, не люблю я горы.

Затрещал валежник. Кто-то большой, тяжело дыша, пробирался к дороге.

Ульяна остановилась. Подняла корягу.

– Пошли быстрее отсюда, – сказал Платон. – Мы с тобой на чужую территорию, в чужие владения забрели… Большой Компьютер что-то глючит сегодня…

На дорогу вышел медведь. Принюхивался. Но на них не смотрел.

«Фу! Вонючий какой!» – подумала Ульяна.

– Михалыч, извини, мы уходим… – извинился Платон.

Он снова стал молодым. Менял свой облик.

– Уходим… Уходим… Брось корягу… Аля…

– Ты назвал меня Аля?

– Да, так звали мою первую любовь…

– А ты говорил – Нора… Сколько же у тебя их было?

– Много. Но все как первая…

Медведь заревел.

Платон в ответ закричал на него.

Она удивилась – такой тихий, ласковый, а как кричать, так медведю не уступит.

Покричали, покричали и разошлись.

Платон остановился.

– Извини, милая… Отвернись, пожалуйста.

– С чего бы это я должна!

– Это граница моих владений. Это моя территория… Я должен пометить… Чтобы все знали, что я здесь… Никуда не ушёл… Не свалил за бугор. Не отрёкся в поисках сладкой жизни… Я здесь… Это земля моя… И я здесь хозяин…

Она отвернулась.

Он медленно расстёгивал ширинку. Насторожённо озирался…

– Ой, гуляли, гуляли, а про детушек забыли, – разволновалась вдруг Ульяна. – Как бы нам добраться покороче? Побыстрее… Забыла всё… Заговорил… Всё забыла… Заговорил! Заговорил бабу, бахарник хренов!

– Да не волнуйся ты, не переживай. Это же всё в моих снах. В мечтах… Нет у нас с тобой детишек… Могут быть… Но нет пока…

Они шли молча. Она выдернула свою руку из его руки.

– Я – плохая мать…

– Хорошая.

Она хмурилась, наливалась мраком.

– В другой раз по-другому будет, – успокаивал он её.

– Ты о чём?

– О чём?! О нашей с тобой жизни… Ну вот, как тебе такой вариант? Приходит к нам в эту хижину ночью парень… Молодой. Симпатичный… Странник. Просится переночевать. Вы когда-то знакомы были. Романишко старый… Тебе будет весело с ним. Рассказы разные станет тебе рассказывать. О приключениях своих. Будет на тебя восторженно смотреть… А ты вся засияешь, как предо мной теперь. Всё, что есть у тебя, выложишь. Медовухи нальёшь кувшин. Будете с ним смеяться и переглядываться. А я буду терпеть, терпеть, терпеть… Курить… курить… курить… Пойду в чулан… Возьму топор и порешу вас…

– А как же детушки наши? Что с ними будет? – мрачно спросила она.

– Да нет же у нас с тобой детей! Ты что, забыла! Не хочешь ты детей иметь…

– Есть! Ростик… Махмудка… И Ваня…

– Не Ваня, Вова.

– Нет, Ваня! Ты так быстро отрёкся от них… Потому что врёшь всю жизнь…

– Ладно, пусть Ваня, – уступил он. – Только я не вру, я сочиняю… я придумываю… Мне это интересно… придумывать разные жизни…

– Так говори быстрее, что с детьми-то стало, когда ты нас порешил? Тебе, конечно, срок дадут… На полную катушку… А дети как без нас?

– Это уж другая история… Другой сериал… – сказал он и задумался. – Детей в приют отдадут… Приедет твоя сестра Галя, разыщет их. Будут жить они… В семейном детском доме на берегу большой реки. А отцом у них будет… хороший мужик… отставной военный врач-офтальмолог, ну, глазник… и скрипачка…

– Скрипачка? – Ульяне стало интересно. – Почему скрипачка?

– Да всё в памяти выплывает одна скрипачка… Из детства… Покою не дает. Всё вспоминаю, как она ходила мимо нашего дома со скрипкой… в консерваторию… Просится в сценарий… – Платон снова замолчал. – Её бросил муж, тоже скрипач, и мотанул в Америку с тремя мальчиками, тоже скрипачами, в надежде устроить там свою судьбу лучше, чем здесь… И скрипеть на скрипках за нормальное бабло…

– А у него семья была? – вдруг спросила Ульяна.

– У кого?