– Вот я и дома.

Зайдя внутрь, Иса осмотрелась. Здесь всё осталось неизменным, как и в день её отъезда, только покрылось толстым слоем пыли и плесени. Семь лет назад старый наставник, седлая коней, посоветовал закопать всё ценное где-нибудь в тайнике, но маленькая Иса тогда только махнула рукой. Всё, что могла, она забрала с собой, оставшиеся вещи могли забирать соседи через дорогу. Они же – Хе́йгир и его семейство – обещали присмотреть, чтобы жилище не заняли местные хитрецы.

– Мама, – проговорила девушка. – Смотри, какой я стала.

Конечно же, дом был пуст, но мамино присутствие всё ещё ощущалось в его стенах. Это пугало. Иса прошла горницу, обошла крохотные пустые комнаты, провела пятерней по грязной стене, оставив на той светлую полосу – сгусток плесени исчез будто сам по себе, испугавшись тепла. Какое-то время девушка провела в сарайчике за домом – ополоснулась, натаскав воды в подгнившую деревянную бадью для купания. Оделась, оглянулась, попрощалась. Теперь её путь лежал в ратушу – деньги сами собой не появятся, а впереди ждал путь длиною в недели, если не месяцы.

Солнце зависло в зените, и деревья, росшие вдоль кривых улочек, были будто позолочены его ласковыми лучами. Навстречу Исе шли люди, все как один незнакомые. Девушка ощущала себя чужой, но не удивлялась – в Бореге сносно жилось старикам, но для молодых перспективы были расплывчатыми. Она была бы не против увидеть Эни, белобрысую бестию, таскавшую яблоки из её садика, молчаливого Ве́нда, с которым вся компания сбегала за городские стены после полуночи и любовалась звёздным небом. Больше всего чародейка скучала по сыну Хейгира Блаку, сорванцу, что постоянно вступался за неё перед старшими мальчишками. Как пить дать, приятели разъехались в поисках лучшей жизни. И кто знает, вдруг кого-то из них ждёт великое будущее?

В ратуше, полностью перестроенной, Ису признали, но на продаже жилья богохульно надули. Что ж, в кошеле всё равно прибавилось монет, на которые можно было хотя бы купить коня и припасы для долгого путешествия. В отчий дом она уже не вернется. Щемящая тоска ужалила сердце, но быстро отступила, угасая шаг за шагом. Девушка повторила про себя, что уезжает навстречу надежде, и на губах заиграла довольная улыбка. Она стала шире, когда чародейка расплатилась за ладную гнедую лошадь с мечтательными очами. Кобыла была молодая, покладистая – то, что нужно для долгого путешествия.

У рыночной площади, куда вели все городские дороги, образовалась давка – пока Иса возилась с гнедушкой, полуденный жар спал, и людской поток заструился от прилавка к прилавку. Рабочие и строители, отобедав в трактире, пёрли сквозь толпу, толкались и грубили направо и налево. Женщины кричали, смеялись, переругивались; мальчишки-подмастерья сновали туда-сюда, суетясь и озираясь по сторонам – ловили одобрительные или не очень взгляды старших. Иса вклинилась в поток, затолкав кошель как можно глубже под нагрудник. Ступать пришлось по самой грязи, лошадка скользила по коричневой жиже и фыркала – глиняное месиво становилось всё глубже.

Какой-то батрак, пропахший потом и кислым вином, задел чародейку и столкнул на обочину. Под каблуком разверзлась земля, и пыльная вязкая лужа, чавкая, поглотила правый сапог. Иса ойкнула и, пытаясь сохранить равновесие, отскочила назад и врезалась в очередного прохожего. Тот выругался, но ухватил девушку под локоть и остановил падение.

– Чуть не сбила меня с ног, засранка, – буркнул он, отпуская её.

Иса цокнула языком, задиристо подняла подбородок и бросила:

– Брось, тебе ещё больше повезло, что я не поджарила тебе пятки.