В хрипловатом голосе Холгера сквозила тоска, и Наоми почти поверила тому, что он говорит, однако вовремя одёрнула себя.
– Нет смысла прикидываться мучеником и жалеть себя, всё, что вы сделали, было вашим выбором. Вы могли найти себе достойную жену, а не лапать женщину, принадлежащую вашему правителю, пусть она и шлюха.
– Ваше величество, это не… – попыталась вмешаться Мисора.
– Не смей перечить, – осекла её королева и спустилась на несколько ступеней ниже. – В самом деле, мне безразлично, что между вами. Можете забрать её себе, господин советник, я буду только рада, если эта женщина исчезнет с глаз долой.
– Я не могу, ваше величество…
– Отчего же? Вы трус?
Ненависть вспыхнула во взгляде Холгера, однако советник выдавил любезную улыбку, чтобы скрыть неприязнь. Он умел держать себя перед сильными мира сего, благо их было немного, иначе Холгер сошёл бы с ума.
– Во-первых, как вы верно подметили, она принадлежит королю, а я уважаю монарха и верно служу ему, а во-вторых, эта женщина не в моём вкусе.
Мисора мысленно усмехнулась. Не в его вкусе, как же!
– А кто же в вашем вкусе? – осведомилась Наоми, спустившись до конца и обойдя лестницу. Теперь они оказались наравне.
– Я предпочитаю девушек благородных кровей.
– Кого? Меня, например?
Лицо Холгера вытянулось. Наоми сама не ожидала, что попытается его провоцировать, но в этот час ей было особенно не по себе. Давили мысли о ребёнке Иландара, а тут ещё попавшаяся на глаза шлюха с ненавистным ей человеком. Два чёрных пятна, омрачающих коридоры дворца.
– Вы слишком юны, ваше величество.
– Девушкам старше меня труднее выйти замуж, вы же не думаете, что найдёте себе ровесницу под стать? Отчего не попросите короля подыскать вам партию? Уверена, любой лорд будет счастлив выдать за вас свою дочь. Быть холостым в ваши годы прискорбно. Сколько вам уже?
Вымученная любезность Холгера так и норовила покинуть его. Наоми насмехается над ним, человеком, что стоял у власти ещё до её рождения! Покровительственно смотрит! Мерзкая эндагонская сука! В мыслях он уже овладел ею, унизил и надругался. Стало немного легче.
– Пятьдесят семь. Я холост, потому что посвятил себя служению Ревердасу. Судьба народа беспокоила меня больше, чем личное счастье, к тому же я реалист и не верю, что в браке людей моего статуса есть хотя бы крупица того, что принято называть любовью. Конечно, я мог приложить усилия, поискать ту, что будет верна мне, ту, что восхищалась бы мной, но было не до любовных интриг.
– А сейчас самое время?
– Боюсь, что нет.
Наоми усмехнулась. До чего же мерзкий тип! От его лицемерно улыбающегося лица королеву тошнило. Ещё больше неприязни вызывала умолкшая Мисора, что без всякого стеснения смотрела на неё, как на себе равную.
– Пойди прочь, – обратилась она к женщине. Та, не возражая, кивнула и поспешила удалиться, будто только этого и ждала. Наоми заметила, что на лице Холгера мелькнула досада.
– Славно побеседовали, но мне тоже пора, ваше величество. Нехорошо заставлять короля ждать.
– У вас для него какие-то новости?
– Скудные. Нужно обсудить пару вопросов, боюсь, вам не будет интересно.
– Какие-то известия о магах? Ревердасу грозит война?
– Нет, что вы… Магов не так много, чтобы мы беспокоились или собирали армию. Светоносцы справятся с ними, нет повода переживать. Вам лучше подумать о ребёнке.
Наоми и так думала о нём, не хотела, чтобы ему грозила опасность, боялась, как бы не пришлось рожать во дворце, окружённом врагами.
– Ну раз так, не смею задерживать. Всего доброго, господин советник.
– Ваше величество…
Мужчина поспешил во дворец, а Наоми, поправив мех, двинулась в сад. Впервые за несколько дней она решила прогуляться и расслабиться, но парочка, попавшаяся на пути, всё испортила. Что может быть хуже вида любовницы мужа с государственным изменником? Эти мерзкие лица, вытягивающиеся в приторной гнилой учтивости! Змеи! Как их можно выносить? Как можно верить им? Вокруг лжецы и подхалимы! Наоми их всех ненавидела. Недостойная жизнь, опасная и жестокая. С ней можно было бы без сожаления расстаться, если бы не ребёнок, вселявший надежду на лучшее. Наоми провела рукой по животу. Её сын не будет подобен зверю, его душой не завладеют гнев и похоть. Для матери он станет верной опорой и поддержкой.