Зельва, смеясь над его неуклюжими попытками, показывала, как правильно наклонять лопату, чтобы захватить ровный пласт. Она работала ловко и быстро, отбрасывая снег в сторону, так что он ложился аккуратными сугробами.

– Вот так, смотри, не напрягайся слишком, – говорила она, вытирая капельку пота с лба, хотя мороз явно держал её в тонусе. – Работа должна быть лёгкой, иначе до полудня не закончим.

Алхим старательно повторял за ней, и постепенно процесс пошёл быстрее. Его дыхание парило в воздухе, а щеки начали розоветь от холода. В какой-то момент он остановился и, засмотревшись на снег, вдохнул полной грудью свежий воздух.

– Сколько же в этом чистоты, – пробормотал он, глядя, как солнце заставляет снежинки блестеть миллиардами огоньков.

Зельва остановилась, взглянув на него с мягкой улыбкой.

– Зима – это время покоя и обновления. Всё старое скрыто под снегом, как под покрывалом. Но нам нужно расчистить путь, чтобы двигаться дальше. В этом тоже есть своя гармония.

Через несколько часов, несмотря на усталость, они расчистили тропинку к дому, к колодцу и небольшой площадке, где любили собираться вечером. Алхим, облокотившись на лопату, устало улыбнулся.

– Кажется, я теперь лучше понимаю, почему люди говорят, что труд очищает, – заметил он.

Зельва, поправляя платок, взглянула на сугробы, которые они оставили по краям дорожек.

– Вот видишь. Снег может быть тяжёлым, но и в нём есть красота. Главное – работать с ним, а не против него.

Алхим, облокотившись на лопату, стоял неподвижно, любуясь искрящимся снегом. Солнечный свет играл на поверхности, будто кто-то разбросал миллионы алмазов. Морозный воздух наполнял грудь свежестью, и казалось, что время замерло.

– Ну впрямь как Торнольф в молодости, – раздалось за его спиной. Голос Зельвы был мягким, но с оттенком ворчливости.

Алхим обернулся, слегка нахмурившись.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, приподняв бровь.

Зельва улыбнулась и покачала головой, подперев лопату.

– Отец твой тоже такой был, всё время в облаках летал. Стоял, любовался, пока другие работали.

Алхим оживился, взгляд его засиял любопытством.

– А расскажи про отца, тётя Зельва. Какой он был в молодости? Ты ведь знаешь что-то, чего я не знаю!

Зельва посмотрела на него искоса, в её глазах мелькнула теплота.

– Как-нибудь расскажу. Но не сейчас. Молод ты ещё, чтобы такие вещи слышать.

Алхим сразу же надувался, как шарик. Его губы поджались, а брови сошлись на переносице.

– Ну вот, каждый год одно и то же! Я уже взрослый! Мне десять лет, а ты всё говоришь «молодой ты ещё»! – произнёс он с ноткой обиды.

Зельва рассмеялась, подняв руки в жесте примирения.

– Ну взрослый ты или нет, но всему своё время. Будет день, когда узнаешь, каким человеком был твой отец. А пока давай-ка вернёмся к делу.

Но Алхим всё равно оставался хмурым, даже когда вернулся к работе. В его голове уже плели свои сети вопросы, которые он пока не осмеливался задать.

Через полчаса Зельва, отложив лопату в сторону, выпрямилась и потянулась, разгибая затёкшую спину. Её взгляд упал на Алхима, который всё ещё усердно орудовал лопатой, отбрасывая снег в сторону с неожиданной для своего возраста энергией.

– Ну хватит, пора бы и отдохнуть. Пойдём в избу, чаю горячего попьём, да погреемся, – предложила она, отмахнув со лба прядь волос, вылезшую из-под платка.

Алхим даже не повернул головы, продолжая работать.

– Я не устал и не замёрз, – ответил он, прерываясь только на мгновение, чтобы выровнять сугроб, который только что откинул. – Чуть-чуть ещё поработаю, а потом приду.

Зельва закатила глаза, качая головой.