И она всегда оборачивалась. Дважды.

Первая – будто проверяя, всё ли позади в порядке.

Вторая – будто надеялась, что он всё-таки остановит её. Схватит за руку, скажет: «Не уходи. Останься здесь. Со мной.» Но он ни разу не сказал.

И теперь эти два взгляда жили внутри него, как угольки – не сгоревшие до конца, не давшие тепла. Ночь её дня рождения была соткана из тёплого света костра, звёздной пыли и обещаний, тихо сказанных между строк. Амелии исполнилось девятнадцать.

Всё вокруг будто знало об этом – озеро дышало зеркальной гладью, лес отступил, давая им укрытие, и даже ветер шептал в кронах деревьев чуть мягче, чем обычно. Они собрались с друзьями в том самом месте, что стало их тайной территорией – полянка у воды, куда вело только одно тропиночное слово – «вместе».

Смех разливался между деревьями, искры от костра поднимались в небо, пытаясь дотянуться до звёзд.

Оливер помнил каждый штрих – запах дымящегося дерева, хлопки открываемых бутылок, слабые аккорды старой гитары, которую кто-то держал больше для красоты, чем для игры.

Но больше всего он помнил её. Амелия.

Сидела на пледе, босая, с огоньком в глазах и щеками, розовыми от вина и веселья. Её волосы – тёмные, чуть спутанные – отражали огонь, словно в них прятались крошечные солнечные искры.

Она смеялась. Легко, без усилий, – так, как смеются только по-настоящему живые. В какой-то момент они отошли от компании – будто по зову, понятному только двоим.

Оливер достал из кармана маленькую коробочку.

Он даже не знал, дрожали ли у него пальцы от волнения или от того, как близко она стояла. Внутри – простое ожерелье.

С кулоном в форме журавля.

Оригами, превращённое в металл. – Это… чтобы ты всегда помнила, как красиво умеешь исчезать, — сказал он тихо, почти не веря, что произнёс это вслух.

– Я не исчезаю. Я просто учусь быть на ветру, – ответила она с полуулыбкой. Он сам надел цепочку ей на шею – аккуратно,, слегка касаясь ее кожи. И в этом прикосновении было всё: и доверие, и глубина, и нечто не названное, что только между ними и могло существовать. Тишина между ними была светлой, наполненной. Ветер тронул листву, костёр треснул, как аплодисменты чему-то слишком хрупкому.

И тут кто-то закричал издалека:

– С Днём рождения, Амелия!

Крики, смех, хлопки.

Она смутилась, лицо окрасилось в розовый, но она улыбнулась – широко, искренне.

Повернулась к Оливеру. И поцеловала. Это был не просто поцелуй – это было обещание, заключённое в дыхании. Позже они шли по знакомой улице. Медленно. Будто каждое их движение должно было остаться навсегда.

Амелия говорила о Париже. О Стамбуле. О горах в Норвегии, где ночи длятся вечность.

Но больше всего – о нём и о ней, где-нибудь в будущем.

О доме, который можно построить на краю чего-то настоящего.

О жизни, в которой свобода – не бегство, а выбор. У калитки она остановилась.

– Ты правда думаешь, что мы справимся? – спросила она.

– Да, – сказал он. Без колебаний. Она прижалась к нему, и он чувствовал, как бьётся её сердце.

Они стояли так, обнявшись, в ночной тишине, под светом редких фонарей.

И потом был поцелуй. Долгий, тихий. Как дыхание времени. Она обернулась, когда подошла к двери. Потом снова. Дважды.

И исчезла в темноте прихожей. Он не знал тогда, что это был последний вечер. Последний раз. Последний взгляд. Но с тех пор он всегда помнил это оборачивание.

Как вопрос, на который так и не успел ответить. Теперь он был здесь.

В доме, который не просто хранил воспоминания – он их воскрешал.

Каждая доска пола скрипела знакомо, каждая тень знала его имя.

Прошло двадцать четыре года с тех пор когда он уехал в первые. Целая жизнь. Но всё было на своих местах – как будто время боялось вмешиваться в это пространство. И Оливер знал: этот месяц не будет просто отдыхом.