Зуев был пилотом старой школы, в душе он понимал, что будущее за автоматическими системами, когда по выставленному курсу самолёт самостоятельно взлетает, разворачивается, снижается и садится при минимальном участии пилота, но упрямо не желал превращаться из лётчика в оператора бортовых систем, предпочитая при малейшей возможности управлять и сажать самолёт вручную. По этой же причине он не принимал модных нововведений, вроде замены штурвала джойстиком на «Эрбасах» и «Суперджетах», больше доверяя привычному штурвалу «Боинга». Более молодые пилоты, вроде его второго пилота, подтрунивали над ним, называя «динозавром». Руководство авиакомпании также не одобрительно относилось к привычкам Зуева, но поделать ничего не могло: Зуев, ведущий пилот-инструктор авиакомпании, продолжал настаивать на том, что лётчик должен владеть самолётом как своим телом, приводя в качестве аргумента коллегам недавнюю катастрофу «Суперджета» в Шереметьево, когда, в общем-то в несложной ситуации, не имеющий навыков ручной посадки пилот так «приложил» самолёт об полосу, что стойки шасси пробили топливные баки вызвав пожар.

Когда до земли оставалось сто метров и самолёт находился на посадочной глиссаде, стало совсем туго: шторм настиг их, видимость упала почти до нуля, самолёт болтало. Над точкой принятия решения, посадочные огни исчезли совсем. Второй пилот, положив руку на секторы газа двигателей, готовый моментально добавить обороты, спросил:

– Решение, командир. Уходим на второй круг?

– Нет, – Зуев отрицательно покачал головой, напряжённо вглядываясь в окружающую их черноту, он знал, чувствовал, что полоса должна быть прямо перед ним, – Садимся, закрылки двадцать, – Он доверял своему чутью лётчика и никогда не подводившему его глазомеру.

Мгновение спустя он увидел прямо под собой мелькнувшие в пелене дождя огни торца посадочной полосы. Зуев убрал газ, рулями удерживая готовый свалиться на крыло под порывами ветра самолёт.

Когда колёса шасси толкнулись об бетон полосы, Зуеву почудилось, что он слышит аплодисменты из пассажирского салона, хотя он не мог слышать их из-за воя включенной системы реверса двигателей, и тряски бегущего по полосе, гасящего скорость самолёта, но он всё равно знал, что пассажиры сейчас радостно хлопают в ладоши. Зуев не одобрял и не понимал этой новой моды пассажиров, подчерпнутой из голливудских фильмов. Когда он начинал летать, пассажиры не хлопали. Тогда, в Советское время, полёт на самолёте был немногим более сложным для обычного человека делом, чем поездка не междугороднем автобусе: летали все и отовсюду, почти в каждом областном городе был аэропорт, в отличие от сегодняшних времен, когда авиаперелёты стали уделом только жителей больших городов: состоятельных туристов, бизнесменов или командировочных.

К тому же самолёт ещё не погасил скорость, и пока он бежал по полосе, это считалось полётом и следовало быть готовым ко всему. Зуев помнил катастрофу А310 в Иркутске, в 2006-ом, когда самолёт выкатился за пределы полосы, врезался в гаражный комплекс, разрушился и сгорел, унеся с собою жизни 125 человек, а также недавнюю аварию во Внуково Ту-214 «Красных крыльев», слава Богу, без пассажиров.

«Так что, если уж им так нравится хлопать, пусть хлопают, когда самолёт погасит скорость», думал Зуев, изо всех сил удерживая мчащийся по полосе самолёт педалями от порывов бокового ветра, старающегося сдуть их с начерченной на бетоне пунктирной осевой линии.

Когда самолёт зарулил на стоянку, Зуев включил микрофон и произнес дежурную фразу, которой он много лет привык заканчивать полёт: