Краеугольным камнем распорядка дня в учебке была уборка. Курсанты должны были убираться, или как они говорили «пидорить» всегда и везде, целый день. День начинался с уборки, ей же и заканчивался. Если курсант заступал, допустим, в суточный наряд по КПП, то в свободное от стояния на воротах время, целые сутки он должен был пидорить КПП, включая прилегающую территорию, если в наряд по штабу – пидорить штаб, если в наряд по столовой – то столовую. Но хуже всего приходилось тем, кто заступал в наряд дневальным по подразделению. Если на КПП, в штабе и столовой все-таки удавалось иногда поспать два-три часа, спрятавшись от глаз дежурного сержанта или офицера, то дневальные по подразделению пидорили вообще круглые сутки, отдыхая только стоя «на тумбочке». Уборка не должна была прекращаться ни на миг. Если даже все вокруг было отпидорено так, что блестело чистотой, все равно убирались уже по убранному, по второму и третьему разу. Уборка превращалась в самоцель, в уборку ради уборки. Весь субботний день посвящался генеральной уборке казармы. Кровати сдвигались в угол, курсанты скребли и драили пол, мыли окна и стены. Половину воскресенья тоже было отдано уборке. В этот день наводили порядок на территории. Иногда по воскресеньям уборку заменяли физподготовкой. Зимой к этому добавлялась чистка снега, а осенью – уборка листьев по всему военному городку. Листья вообще убирали бесконечно, в течение всей осени, а они все падали и падали…

Оставшееся время после обеда в воскресенье, считалось свободным, но за эти полдня надо было успеть выстирать, высушить и погладить поистрепавшуюся за неделю форму – ведь курсант всегда должен выглядеть опрятным. Увольнительных как таковых у курсантов не было – отпускали на 2-3 часа в воскресенье только тех, к кому приезжали родители.

Проштрафившиеся в чем-нибудь в течение дня курсанты, после отбоя отправлялись убираться в туалете (это называлось «попасть на очки») или скрести бритвами и мыть так называемый центральный проход или «цепе» – длиннющий, метров 60, коридор между кроватями, шедший через всю казарму.

Вследствие такого распорядка, уставшие, голодные и невыспавшиеся курсанты отрубались мгновенно, еще в процессе падения в койку по команде:

– Батарея, отбой! – чтобы на следующий день начать все с начала.

Кроме этого, в учебке существовало множество ритуалов и ограничений, которые курсанты должны были неукоснительно соблюдать. Например, передвигаться по территории учебки курсанты имели право только строем. Даже если двух курсантов отправляли по какой-нибудь надобности в соседнее здание, они должны были идти строго в затылок друг другу, печатая шаг. Ещё курсанты не имели права держать руки в карманах, сидеть днём на койках, а при входе в бытовое помещение, если там находились сержанты, должны были спрашивать у них разрешение на то, чтобы войти.

Но ничего этого Зуев, естественно, в свой первый день в армии не знал, ему только предстояло всё это испытать.

***

Следующий день была суббота – генеральная уборка в казарме. Сдвинув койки, курсанты как угорелые носились по «цепе» с ведрами и швабрами.

Зуев на гражданке часто впадал в состояние меланхолической задумчивости, вот и теперь, утомившись от беготни, он отставил швабру и присел в уголке. Но не прошло и трёх минут, как был выведен из созерцательного состояния окриком сержанта:

– Почему не работаем, курсант?

Зуев интеллигентно, улыбаясь, ответил:

– Да вот, присел отдохнуть, тащ сержант.

Ответ сержанта, при своей простоте, поразил Зуева глубиной скрытого в нем смысла, объясняющего всю суть армейской службы: