Утро начиналось с дикого рёва дневального «на тумбочке»:
– Батарея, подъём! – и физзарядки.
Круглый год, в любую погоду, даже в самую лютую стужу курсантов выгоняли на улицу с голым торсом, где они, в одних галифе, бухая кирзовыми сапогами бегали, наматывая круги по плацу, потом подтягивались и отжимались. После физзарядки начиналась процедура заправки кроватей. Кровати следовало не только аккуратно заправить, но полосы на одеялах в кроватном ряду должны были составить одну идеально ровную линию, для чего их выравнивали по натянутой длинной нитке. Заправленные кровати должны были с торцов иметь прямоугольную форму, для этого края одеял отбивались с помощью специальных дощечек. Качество заправки кроватей проверял сержант. Если качество не устраивало, все постели переворачивались и процедура начиналась заново. Эта тягомотина занимала минут сорок, после чего курсанты строем, с песней (обязательно с песней) шли на завтрак.
После завтрака курсанты заступали в суточные наряды. Кроме обычного наряда в виде дежурства по подразделению, существовали наряды по столовой, по штабу, по КПП2, патруль, и караул по охране складов. В наряд заступали на сутки, в течение которых курсанты жили по распорядку, зависящему от характера наряда, но, как правило, несение наряда не предусматривало возможности поспать. Поскольку армия была на самообеспечении, каждый день, из числа свободных от наряда курсантов формировались рабочие команды, которые отправлялись что-нибудь таскать или грузить на складах, перебирать овощи, чего-нибудь красить или ремонтировать. Оставшиеся, в крайне незначительном количестве курсанты отправлялись на занятия. В наряды курсант попадал, как правило, на сутки через двое, иногда на сутки через сутки. Естественно, в таких условиях ни о какой мало-мальски качественной подготовке курсантов по воинской специальности речь ни шла. Занятия шли до обеда, полчаса до обеда давались на то, чтобы до блеска надраить сапоги и почистить форму. На обед ходили также строем и с песней. После обеда и до ужина свободные от нарядов курсанты занимались строевой подготовкой, добиваясь идеального выполнения строевых приёмов. Не зря курсанты этой учебки, попадая после неё в другие части, вызывали восхищение командиров своим умением шагать и держать строй. За оставшееся после ужина (да, да, на ужин строем и с песней) и до отбоя время надо было успеть подшить свежий подворотничок, постричься (стригли друг-друга сами, ручной машинкой) и побриться. Качество подшивки, пострижки и побривки проверял сержант на вечернем построении (и не дай бог, он обнаружит у кого-нибудь небритую шею). На вечернем построении зачитывали списки курсантов, заступающих на следующий день в суточный наряд, а также так называемый «боевой расчет» – распределение курсантов для охраны чего-нибудь важного в городе (мосты, путепроводы, вокзалы и т. д.) в случае объявления боевой тревоги или чрезвычайной ситуации.
Перед отбоем тренировались на быстроту подъёма и одевания. Курсанты раздевались и укладывались под одеяла, после чего, по команде сержанта, должны были вскочить, одеться по полной форме и построиться. У гражданских, не служивших в армии людей, есть легенда, что в армии солдат заставляют одеваться за время, пока горит спичка. Так вот это полная чепуха – спичка горит около сорока секунд, за это время курсант может не спеша, потягиваясь встать, лениво одеться и ещё у него останется время перекурить. Курсанты 1-ой УЗАБ успевали одеться и построиться за 20 секунд. Достигалось это долгими тренировками – по нескольку раз курсанты укладывались и вскакивали, пока время подъёма не устраивало сержанта. Перед окончательным отбоем следовало аккуратно, в строго определённом порядке уложить форму на табуретке и повесить портянки для просушки, намотав их на голенища сапог. Правильность укладки формы также проверял сержант и, если форма была уложена неправильно, табурет переворачивался пинком ноги, объявлялся общий подъём на время и все начиналось заново.