Пролитая кровь начала дымиться. Сначала Локвин подумал, что это ему просто мерещится. Может быть, переволновался, или всему виной какая-нибудь здешняя иллюзия. Но вскоре он понял, что и другие видят то же самое, что и он.

Маги, хоть и ожидали чего-то подобного, всё же в самый ответственный момент невольно попятились, вздохнули, обменялись быстрыми взглядами, а после уже не отрывались от каменной плиты.

И там было на что посмотреть. Кровь, продолжая дымиться, теперь начала своё собственное, независимое от других сил, движение. Она растекалась по многочисленным желобкам и трещинам, заполняла, высеченные в камне иероглифы и символы, которые тут же начинали светиться.

Этот свет был сначала очень тусклым, едва заметным, но со временем начал разгораться и пульсировать, словно внутри камней были настоящие живые сердца.

Локвин хотел отпрянуть, но не смог. Его ноги будто бы приросли к полу. Он услышал, идущий откуда-то из самых глубин земли стон. Звук всё нарастал, становясь невыносимым.

Локвин содрогнулся, поморщился от боли, которая пронзила всё его тело. Остальные как будто ничего такого не слышали. Они лишь продолжали молча и заворожённо смотреть на растекающуюся кровь, которая жила своей жизнью.

Стон, меж тем, начал потихоньку меняться. В нём теперь можно было различить отдельные голоса. Локвин испуганно замотал головой во все стороны, пытаясь прислушаться и разобрать хоть что-то из сказанного.

Они взывали к нему. Спрашивали его имя. Называли свои. Поначалу Локвин честно пытался запомнить их, но в конце второго десятка сбился и просто позволил им делать то, что они хотят.

Голоса теперь звучали так же чётко, как если бы, пришедшие духи, стояли сейчас в зале во плоти. Локвин уже видел их призрачные, полупрозрачные очертания.

Все они были здесь. Воины и мудрецы, великие чародеи и лекари. Добрые и справедливые стояли бок о бок с жестокими безумцами, погубившими сотни и тысячи жизней.

Некоторые из них поднимали свои призрачные мечи в знак приветствия, другие слегка склоняли головы, но все неизменно были рады ему. Локвин уже забыл какого это — чувствовать такую принадлежность к семье. С тех пор, как несколько лет назад в автокатастрофе погибли его родители, он остался совсем один…

— Теперь с тобой мы, — услышал он громкий, властный голос.

К нему шёл сам Ёсиго. Бывший глава клана, ступая полупрозрачными ногами по камню, остановился у самой ритуальной плиты. Потом наклонился и коснулся одного из горящих знаков.

К большому удивлению Локвина, дымящаяся кровь осталась на пальцах Ёсиго, когда тот поднял руку и с любопытством начал её рассматривать.

— Ты один из нас, — сказал он, наконец. — В этом нет сомнений.

— Почему же вы не признали меня раньше? — вдруг спросил Локвин, хотя и не собирался этого делать.

Ёсиго одарил его долгим, усталым взглядом, потом тяжело вздохнул.

— Не потому, что считал тебя слабым и недостойным… Власть над кланом может показаться даром, благом. Я испил её и знаю, как она пьянит. Но ты не должен забывать, что это — величайшее испытание. Ноша, от которой нельзя отказаться. Я видел, как умерли все мои братья. Как болезнь унесла сестру. Ни один из моих детей не прожил дольше двух дней. Мне не хотелось, чтобы последний из нашего рода страдал так же, как я. Но судьбу, должно быть, не обмануть. Теперь ты здесь…

Он умолк, отступил на несколько шагов и вскоре скрылся среди многочисленных духов. Локвин потерял его из виду и понял, что его посвящение подошло к концу.

***

Один за другим маги опускались на колени, низко кланялись и произносили слова клятвы на верность. Даже Герсай был вынужден сделать это вместе со всеми.