Ложь глянула на Рыжеглазого, что угрожающе шагнул к ней, вслед перевела глаза на горбатую великантершу с черпаком в руках. И измерила глазами Лифона. Муфель сидел на полу и то беспокойно чесал затылок, то грыз ногти, то дергал пуговицы своего кафтана. Она тяжело выдохнула, и вместе с воздухом сквозь сжатые зубы вылетело:

– Будут тебе еще камелиты-камешки.

Клайра кивнула рогатой головой Рыжеглазому, тот отступил и занял свое место у двери. И сама мать племен словно обмякла.

– Это дело, – оскалилась она. – Это р-р-разговор!

– Но мне нужен муфель, – спешно вставила Ложь новую просьбу.

– У тебя уже есть один, – кивнула в сторону насторожившегося Лифона Клайра.

Лифон встал, скользя по стене, и вытянулся.

– Этот? – снова измерила с макушки до пяток муфля Ложь и демонстративно подмигнула ему. – Этот шустрый малец – Лифон. Он мой помощник, но мне нужны те, что ушли с поля битвы вместе с ведмедем. Точнее, один из них. Хомиш.

– Слухи ходят, у тебя в нижнем мир-р-ре целый двор-р-рец бесцветных. Зачем еще ушастые?

– Считай это моей прихотью, – ответила Ложь и опять подмигнула Лифону, теперь только для муфля. – Взамен будет тебе, мать племен, обещанное и все Многомирье в придачу.

– Не обманешь в этот раз? – тяжело встала Клайра и наклонила голову, сощурив левый лупатый глаз.

– К чему мне обманывать? Мне просто нужно вернуться через Радужный мост в нижний мир, и мы все уладим. И да, еще мне нужны великантеры, чтобы охраняли и открывали двери. Как в прошлые разы.

Клайра глянула на Рыжеглазого, что качал недоверчиво головой, подняла глазища к потолку, прислушалась сама к себе. И, наконец, кивнула рогами.

– Идти надо. Идти, – упорно твердил Хомиш и легко похлопывал ведмедя по мохнатому боку. Оборотень послушно шел и без того, хотя и самому выносливому существу Многомирья было уже тяжело. Бока зверя впали. Дыхание его стало горячим и неровным. Черно-бурая шерсть сбилась, волочилась по снегу и местами заледенела. Мощные лапы вязли в рыхлом снегу под настом.

– Но мы уже прошли не уразумею сколько. Так дальше не можно,– капризничала Лапочка. – Гляди, зверь больше не может сделать и шага. Верно, зверь? – потрепала по загривку муфлишка оборотня. Ведмедь не издал ни звука, лишь упорно разбивал мощными, тяжелыми лапами снеговую корку.

– Такие речи вести не дело, – упорствовал Хомиш. Его ноги, как и лапы ведмедя, налились металлом и распухли от долгого похода. – Каждый шаг – это возможность найти. Вспомни слова Хранителя.

– До икоты страшно… Что если не найдем? Если заплутали? – канючила Лапочка и закусывала потрескавшиеся губки.

– Найдем, Лапочка, – продолжал успокаивать Хомиш свою спутницу.

Солнце не грело, а жалило, отражаясь от снега. Свет этот был больной. Глаза путников воспалились от мытарств, и голоса стали уже приглушенными и слабыми, но в разговоре все находили поддержку и надежду.

– Туда ли идем, или не туда? Неясно до бомборока. Который день все идем, а вокруг все холодно да гористо. И пить хочется. Откуда нам знать! Ты не бывал в Загорье. Я не бывала в Загорье, – вещала муфлишка, переваливаясь вместе со всем телом ведмедя, который нес ее на загривке.

– И я не бывала в Загорье, – пропищала из-за пазухи Хомиша норна Афи.

– И Афи не была, – подхватила слова норны Лапочка.

– Шэм знает дорогу, – ответил уверенно Хомиш, разглядывая окрестности и пытаясь отыскать хоть какие-то признаки правильности их пути.

– Как же, – буркнула Лапочка, – только края не видно всему этому Загорью. Ах, если бы всего этого карашмара не случилось. Я бы новое платье справила и шляпку в цвет. Всенепременно в цвет. Ах! – вздохнула она и посмотрела на Хомиша. Муфель шел рядом с ведмедем и молчал. Лапочка продолжала: – И ладно – ты. Ты набедокурил, давненько, но набедокурил. А девочкам к чему ж такие напасти? Что ж осталось от той, былой Лапочки? Ни шапочки, ни шубки, даже яркой шкурки не осталось. Грусть да печаль. Только имя и осталось. Ах, если бы была Овелла, она бы взяла мою лапку, и я бы заснула.