– Глянь, гля-а-а-ань, Хо-о-омиш! – кричала истошно Лапочка сквозь мокрый ветер, бьющий в лицо, выглядывая из-за плеча муфля. – Кто-то машет! Ма-а-ашет! О-о-о, какой громадный. Ви-и-идишь?!

Муфлишка щурилась, Хомиш тоже смотрел вперед. Но ветер и туманный влажный кашеобразный воздух мешали разглядеть того, кто призывал.

– Душечка мой Хомиш-ш-шек, скаж-ж-жи уж! Что там? Чего она трекотит? Кто маш-ш-шет? – беспокоилась под кафтаном Афи, но выглядывать не спешила.

Хомиш и сам желал понять, что их ожидает. Первое чувство – бежать к неясной фигуре – сменилось иным: а не новая засада ли там? А не громила ли великантер их поджидает? Или один из сбежавших из великантерских загонов ведмедей? Хомиш уже не понимал, что лучше, что хуже: остановить бегущих лаланей – или вжать лапы в бока и крикнуть, чтобы мчались еще прытче.

– А чего туда? – закричал Хомиш сам себе. – Кто б это был? Вдруг великантер? – теперь обратился он к Лапочке, не сводя глаз с фигуры, что стремительно приближалась и становилась все больше и все невероятней. Туманная кисея была такой густой, что даже голоса сквозь нее пробивались, как сквозь толщу озерной стоячей воды. А приближающемуся неясному существу туман прибавлял веса, роста и таинственности. Силуэт на горизонте словно покачивался и плавился, не обещая ничего хорошего измученным, голодным и замерзшим беглецам.

– Мы поги-и-и-ибли, Хоми-и-и-иш!

Лапочка вжалась щекой в его спину и зажмурилась. Ее примеру последовал и Хомиш: он припал всем телом к шее лалани, и оба муфля, чувствуя тепло друг друга, приготовились принять погибель.

Они смиренно ждали, что вот-вот очнутся в брюхе чудища, или их разорвет лесной дикий житель, или посадит на копье рогатый громила ростом до небес.

Знаешь ли ты, мой дорогой читатель, что на самом краю гибели вдруг перестаешь ее страшиться? Перестаешь ей сопротивляться и принимаешь ее, как приглашение на танец. Самый последний танец.

Холодный туман скрывал истинные черты чудища. Такие туманы могут быть защитниками, а могут обладать губительной силой. Такие чудища могут обладать злобной мощью или бескрайней добротой.

Каждый из муфлей мысленно принял со всем мужеством свою судьбу и простился с жизнью.

Хомиш оглянулся, чтобы посмотреть в последний раз в самые красивые во всем Многомирье глаза. Лапочка будто этого и ждала. Она глядела в упор. Но не на Хомиша. Она глядела прямо в его сердце. Несмотря на скорость лаланей и на туман, мысли и желания муфлей встретились и уже не расцеплялись.

В своих желаниях Хомиш дарил Лапочке любоцвет.

В своих мечтах она брала цветок и обвивала лапками шею избранника.

Лалани бежали без страха и без остановки.

«Хомиш, выживем ли мы? Если не сгинем, я навсегда твоя муфлишка».

А Хомиш мысленно обнимал Лапочку, и это наполняло его изнутри и грело. Волна за волной нежности и любви накатывали и отступали. И вот очередная волна захлестнула, дернула позвоночник. Хомиш перестал дрожать, резко выпрямился, впился ботинками в бока лалани и крикнул во весь голос:

– Поостерегись, страх!

Что-то мягкое и теплое коснулось его, как слабое свечение во тьме, как родной голос, едва различимый и успокаивающий, и муфель почувствовал – опасности нет.

Хомиш смело смотрел вперед, на мелькающее нечто.

– Это не великантер, – сказал он так громко, чтобы услышали и муфлишка, и Афи, и даже лалань-самец, который бежал рядом и нес Шэма. – Это не чудище! Нет! И не ведмедь.

Лапочка тоже выпрямилась и выглянула из-за его плеча.

– Не великантер! Не бывает великантеров с такой огромной головой и бескрайллионом лап, – согласилась Лапочка и подскочила вместе с Хомишем на спине лалани, перепрыгивающей ствол поваленного дерева.