Тело сбивает снежными вихрями, каждый следующий шаг дается все с большим трудом. Ветер того и гляди завалит в сугроб, а после в секунды заметет до подобия снеговика. Пробираться через колючую метель приходится практически вслепую, изредка поглядывая на ориентир леса – деревья – через щелки век. Но вдруг Герти вспоминает о своей оплошности: «Фары!»

Когда веки на короткое мгновение поднимаются, ослабевшие ноги врастают в снег.

Силуэты. Настолько бледны они, что практически невидимы в белизне метели. Герти срывается вбок – и там облики. Их сорок, они повсюду: спереди, по обе стороны, сзади, близко и непостижимо далеко. Четкие силуэты страждущих: загибающихся от боли, рыдающих, висящих в петлях и сдирающих с себя кожу. Что нужно им? Ради чего или кого они здесь? Не тени, но и не людские создания.

Герти мечется, пытаясь не столкнуться с безликими, но куда бы и сколько она не бежала, вокруг одна лишь бесконечная пустота и немые мученики. Голос ее ничто для вне, уши ее нырнули в безмолвие, ноги ее не приведут никуда, руки не дотянутся до осязаемого.

Ничего. Сколь бы фантомов не окружало, ее удел – оставаться средь вечной зимы, мерзлоты и глухой тишины.

«Я потерялась… Я потерялась!»

Опустив голову, Герти с облегчением обнаруживает на себе трос, разворачивается: он натянут словно сапфировая тетива. Руки хватаются за спасительную ниточку. Та уходит в глубину снежного тумана, да только никак не оканчивается, сколько ни иди. Тогда она уже бежит со всех ног, запинаясь, сбивая голеностопы. Быстрее, и быстрее, и быстрее…

И наконец натяжение сходит на нет.

Светлая овчинка, опущенные веки – человек. Стоит, словно был тут всегда. Миражи стаили в молоке непогоды. Вокруг воет вьюга, позади высится едва обозримый черный лес.

– Что случилось?! – перекрикивает вой Йонас.

– Где ты был?.. – Ее голос тих, но его ушам слышен.

– Шел за тобой!.. Почему ты остановилась?!

«Что же, выходит? – осознает Герти. – Он не стоял и не ждал меня, а все произошло лишь в моей голове?»

В этот момент она даже позавидовала слепоте Йонаса: никаких иллюзий и никаких влетающих в глаза снежинок.

– Надо возвращаться!.. – кричит она.

– Почему?!

– Я забыла… Я забыла выключить фары!.. Мы не сможем завести машину!.. Аккумулятор такой мороз точно не пережил!..

Он отчего-то в этом сомневается.

– Мы должны попытаться!..

– Это бессмысленно!..

– Я знаю, просто!.. Просто поверь мне!..

Его уверенность Герти не разделяет, но все же, доверившись, ступает в лабиринт черного леса. Высотой доходящий до небес, однообразный, практически голый и тихий. Ветра зимы здесь теряют свою мощь, но, несмотря на это, гнет леса предстает перед ней во всем своем величии.

И вот!Мелькнувшее средь черно-белых полос пчелино-желтое пятнышко.

Хозяйка со всех ног прорывается сквозь снежные толщи к незаменимой «хондочке». Второй участник связки едва за ней поспевает.

«Фары…» – Герти замирает в приятном ступоре. Из кружочков исходят едва заметные полосы света.

Она скорее забирается в машину и пытается завести.

Бр-р, бр-р-р, бр-р-р-р-р-р… Тщетно.

Еще раз.

И еще.

На четвертый раз попытка знаменуется уже не ожидаемым успехом. Герти облегченно выдыхает и целует Шмеля в холодный руль. «Умница».

Однако завестись – полбеды, выехать задним ходом в гору по свежему снегу – задачка позаковыристей. Герти расчищает путь щеткой, собирает ветки, дабы хоть что-то подложить под колеса для лучшего сцепления, и объясняет напарнику, где и как ему предстоит толкать машину.

Пару попыток двигатель глохнет, несколько – буксуют колеса, еще одну – едва удается не скатиться обратно на Йонаса, но наконец Шмель возвращается на дорогу. Осталось усадить незрячего помощника на соседнее кресло и избавиться от лобового стекла. Будет холодно и снежно, но всяко лучше, чем езда в калейдоскопе.