– Почему помогаешь? Ты умрёшь.
– Я умру в любом случае. Люди вообще смертны. И не надо тебе понимать, доверься.
– Ты считаешь меня жестокой и бесчувственной.
– Ну что ты, Старейшая из Матерей! – усмехнулся Сааремат. – Ты стоишь на страже обычаев племени. Это жестокие законы, а ты – сама доброта, их когда-то придумал кто-то бесчувственный, а ты – очень нежна и ласкова.
– Сколоты не воюют, не грабят, не берут пленных, и рабов с выколотыми глазами у них нет? – ехидно спросила Фат, сверля Сааремата пронзительным взглядом чёрных глаз.
– Всё бывает, но это честный бой, борьба ума, хитрости, умений, силы. Но наши дети благословлены любовью. Вы приносите жертвы Богине-Матери? Пусть мы враги, и, использовав, вы избавляетесь от нас, принося в жертву. Но неужели мать может убить своих детей? Нет, мать – не благословит на убийство новорожденных сыновей.
– Так жили наши предки.
– Предки были просто людьми, когда устанавливали правила, возможно, тогда действительно так было нужно, но всё меняется. Наши старики тоже ворчат на молодых.
– Обычаи разные бывают. Если изменить те, о которых ты говоришь, амазонки исчезнут.
– Ты, кажется, любишь Зерин как дочь? Тебе важнее, чтобы жила амазонка или просто Зерин?
– Я не хочу, чтобы мои дочери сгинули в бесславном, унизительном рабстве. Лучше погибнуть в бою.
– Если речь идёт о врагах, ты права, но мужчины и женщины не враги. Ты не сможешь понять, почему я помогаю. Ты – бездушная оболочка, а это можно только почувствовать. Как объяснить, что значит любить женщину?
– Хватит! – резко перебив, Фат встала. – Ты действительно болтлив! Пусть будет, как ты придумал. Я буду наблюдать за входом, и стража не заставит себя ждать, а ты поторопись.
Она стояла, как натянутая тетива, величаво держа голову с седеющей копной волос. Сааремат, невольно восхитившись, присмотрелся и поразился: амазонка дрожала. Сцепив зубы до подрагивания скул, она боролась с собой, но сколот заметил. Внутри у него что-то надломилось, и, поддавшись непонятному чувству, он сказал:
– Фат, мы вряд ли ещё будем наедине, я сказал много злого. Прости. Человек слаб, и нельзя его за это казнить.