– О чем шла речь?
– Я тогда не знал. Думаю, что речь шла о препарате, который позволял реабилитировать военных, получивших тяжелые ранения. Бриммс работал над ним в США. Это была вакцина…
– Вакцина бессмертия? – отчетливо произнес Вязников, и стук пальцев по планшетам прекратился. Все смотрели на меня.
– Я не знаю. Скорее, стимулятор выработки определенных белков и комплекс антиоксидантов, который продлевал фазу активной жизни на несколько десятков лет. Бриммс отказывался передать документацию майору. У них возник спор. Бриммс говорил, что человечество не готово к внезапному продлению жизни. Что это приведет к ожесточенной борьбе за ресурсы и мировой войне. Он считал, что вакцина попадет в руки элит, дав им слишком большую власть.
– И тогда майор застрелил Джеймса Бриммса?
– Нет, они заключили сделку. Вместо документов Бриммс дал нам шесть ампул. Он сказал, что так мы сможем помочь себе и еще нескольким людям. Близким или друзьям. Он сказал, что одна ампула продлевает жизнь на 100—120 лет. Он просил отпустить его.
– И вы ушли?
– Майор вколол одну ампулу Бриммсу. Он боялся отравиться. А потом… я не знаю в точности, что было потом. Майор увел Бриммса. Там был еще один контейнер, возможно, лаборатория… Они ушли туда. Я слышал выстрелы. Потом мы сожгли контейнеры и машину Бриммса.
– Вы пытались помешать майору?
– Он сказал, что таков приказ. Я был в его подчинении.
– Вас не смутило, что вы имели дело с гражданским лицом?
– Это был приказ.
– Почему ампулы не подействовали на вас?
– Потому что он забрал их и велел мне молчать.
– Вы подчинились?
– Мне было двадцать два. Я понятия не имел, что делать. Майор был одержим. Он сказал, что это секретное задание и за разглашение меня ждет трибунал. Потом его перевели на другую базу, по-моему, в Анголу.
– И больше вы не виделись?
– Встречались один раз лет через сорок. Это было на конференции в Берлине. Он оказался достаточно известным геофизиком. Внешне он практически не изменился.
– Вы поняли причину этого?
– Я догадывался. Я думал об этом много лет, но… Мне бы все равно не поверили. У меня не было доказательств.
Людмила ждала, пока я одолею последние ступеньки. В ушах стучало. С утра болела голова.
– Черт возьми… – проворчал я. – Почему в больнице нет лифта?
– Старое здание. Его не разрешают переделывать.
– А я старый человек, – буркнул я. – И меня тоже не переделать. Так что терпите мое занудство, Людочка.
От длительного подъема затылок заболел, как нарыв. Раньше я связывал мигрени с беспокойным сном, погодой или стрессами. Но у мигреней не было причин, они просто навещали меня по своему усмотрению, и постепенно я научился не слишком обращать на них внимание.
– Вам нехорошо? – спросила врач.
– Нормально, нормально, – ответил я, глотая на ходу таблетку.
Людмила достала пластиковую карточку, бесшумно расползлись автоматические двери. За ним был длинный коридор.
– В двести седьмую, – сказал Людмила. – До конца и направо.
У дальней двери стоял человек халате, небрежно накинутом на плечи поверх костюма.
– А как же скафандр? – спросил я, вспоминая про костюм химзащиты, в которой меня нарядили в прошлый раз.
– Уже не обязательно, – Люда протянула мне маску. – Наденьте вот это.
Я пристроил марлевую повязку на лице, Людмила помогла затянуть ее на затылке.
Молчаливый охранник открыл нам дверь и столь же тщательно запер, оставшись в коридоре.
Майор Заяц лежал на широкой кровати. Комната больше походила на гостиничный номер. В углу стоял тумба с букетом свежих цветов. Работал телевизор. Из окна открывался вид на больничный двор. Через приоткрытую раму доносился мягкий шум города.