– Я нанимал вас не для того, чтобы носиться с ним как с каким-то хлюпиком. Тристан вполне способен и один отсюда выбраться.

От звучания отцовского голоса по всему телу мальчика словно пробежал электрический разряд – он задрожал всем телом и поднес руку к голове. Потом осмотрелся вокруг, словно удивляясь, как здесь оказался. Он выглядел таким уязвимым, что Клеманс поспешила ему на помощь.

– Прошу вас, доктор Левассёр, вы же видите, что мсье Тристан едва держится на ногах!

– На сей раз пусть так, но, если такой случай повторится, я запрещаю вам вмешиваться. Моему сыну следует научиться быть более самостоятельным, для его же блага. Вы меня поняли?

Не отвечая, она поклонилась и мягко взяла ученика за руку, так и не поняв, зачем доктор Левассёр проявляет такую жестокость к собственному ребенку. Разве он не испытывал к нему хоть каплю привязанности? У нее было ощущение, что за этой демонстративной властностью крылось что-то другое. Одна мысль поразила ее. Страх. Этот мужчина боится собственного сына.

Проводив мальчика до самой его спальни, она убедилась, что он лег, и немного задержалась.

– Постарайтесь заснуть, мсье Тристан. Я здесь, чтобы позаботиться о вас.

Клеманс склонилась над кроватью и поцеловала его в лоб, потом тихонечко вышла, не забыв бесшумно закрыть за собой дверь. Когда она поднималась по лестнице, перед глазами опять возникло лицо ученика, по нему ручьем текли слезы, и она будто снова услышала его загадочные слова о том, что земля мешает его матери дышать. Как она понимала его печаль! От невозможности хоть чем-то ему помочь она почувствовала пустоту в душе.

Ей вспомнились и другие его слова. «На матери нет кольца…» О каком кольце упоминал Тристан? Он точно сказал, что она никогда не снимала его. Из этого молодая женщина заключила, что речь могла идти только об обручальном кольце, надетом в день свадьбы.

«Кто-то забрал его». Да о ком речь-то? И что сподвигло этого кого-то овладеть им? Это воровство – но оно было совершено еще при жизни мадам Левассёр или уже после ее смерти? Загадка, связанная со смертью матери Тристана, становилась все запутанней. Едва ей казалось, что удалось найти зацепку для ответа, как тут же возникал новый вопрос. Возможно, мадам Левассёр просто потеряла обручальное кольцо. Или сорвала с себя в знак недоверия мужу. Если доктор Левассёр обходился с женой так же, как обходится с сыном, то ничего удивительного, что она в конце концов взбунтовалась. Но ей тут же подумалось, что такое объяснение хромает. Если все так – почему же тогда Тристан утверждал, что мать никогда не снимала кольцо и кто-то украл его? Не мог же он выдумать столь очевидную подробность. Но он был в настоящем припадке лунной болезни. Возможно, он вообще все это придумал…

Невзирая на поздний час, Клеманс уселась за секретер и скрупулезно занесла в дневник все, чему была свидетельницей, описав свои наблюдения в мельчайших деталях. Когда она закончила, на часах было уже четыре утра. Тут она снова легла в кровать, широко распахнутыми глазами следя за тем, как тени колышутся на потолке. Утром ей непременно нужно будет вернуться в гостиную и внимательно рассмотреть портрет мадам Левассёр, чтобы удостовериться, что она носила кольцо. Чем больше она размышляла, тем яснее ей казалось, что между исчезновением кольца и смертью мадам Левассёр существует какая-то связь.

Клеманс почти не спала, и при этом встала, не чувствуя усталости. Острое желание пролить свет на смерть Жанны Левассёр словно наэлектризовало ее. После завтрака она пришла в гостиную и очень внимательно изучила портрет. На безымянном пальце матери Тристана как ни в чем не бывало красовалось обручальное кольцо. Клеманс вновь растрогала та неизбывная грусть, какую источали ее глаза и улыбка, и она спросила себя, что же принесло ей столько несчастий. Прочитала она и подпись внизу холста, на левой стороне картины: Венсан Готье, 1919. Портрет был написан двенадцать лет назад.