Тётушка только посмеялась над Марийкой. А глаза грустные.
- Ты недельку одна поживёшь? С хозяйством справишься?
- Конечно, – согласилась Марийка. – Что не справиться-то. Сама же корову доить учила. А ты куда?
- Я в Тюмень, к подружке-однокласснице в гости съезжу. Давно приглашает, обижается.
- А она к тебе?
- Один раз приезжала. Она в какой-то крутой частной фирме главным бухгалтером работает. Значит, мы с тобой договорились? Я прямо сейчас через интернет билет на самолёт закажу.
Через день, посвящённый выпечке хлеба, булочек и пирогов на неделю для Марийки и соседки тётки Ликадии, Тамара уехала, а Марийка осталась на хозяйстве.
Сегодня она решила сходить в лес. Сразу за деревней таёжка гектаров на десять. Заблудиться в ней невозможно. С одной стороны деревня, которую таёжка прикрывает от северных ветров, с другой – автотрасса. С третьей от деревни до трассы дорога, за которой деревенское пастбище с прудом, а с четвёртой речка Чёрная. Вода в ней тёмная, словно крепкий кофе, а по берегам с двух сторон заросли чёрной и красной смородины, черёмухи. А за речкой поля. И за трассой поля да покосные угодья. Сам осколок тайги весь исхожен вдоль и поперёк. А настоящая тайга в пятнадцати километрах от трассы начинается.
День выдался солнечный, жаркий. Марийка надела футболку, лёгкую камуфляжную ветровку и такие же штаны. Голову прикрыла чёрной бейсболкой, пропустив через неё светло-русые волнистые волосы, стянутые в хвост и спрятанные под ветровку.
Посмотрела на себя в зеркало. И это двадцатилетняя девушка? Почти двадцатилетняя. Через два с половиной месяца ей исполнится двадцать. И где тут девушка? Пацан. Не старше шестнадцати, а то и младше. Марийка относилась к своей внешности критически, но не комплексовала по этому поводу и фигуристым подружкам не завидовала. Худая, если не сказать – тощая, с выпирающими ключицами, высокая – метр восемьдесят. «Не в коня овёс», «Синичку хоть на пшеничку» - это про неё. «Ни чего, были бы кости, а мясо нарастёт», – уверяла её бабушка Евдокия, жена деда Романа. – «Оборачиваться начнёшь, так всё и появится». Она же ещё совсем «зелёная». Как заметила однажды соседка тёти Тамары, бабушка Ликадия: «Девка-то ещё не «моется». Припозднилась что-то». «Почему это баба Ликадия решила, что я не моюсь?» - подумала тогда, а потом спросила у тёти Тамары. А когда та объяснила, удивлялась – как соседка поняла? Примета такая есть, что ли? Только вот подружки-то, тоже оборотные, а к двадцати годам, к обороту, выглядят зрелыми девицами. Обо всём этом думала Марийка, разглядывая себя в зеркале.
Лицо очень юное, макияжем не тронутое. Симпатичное лицо. Правда, тоже худощавое, с высокими скулами. Брови чёрные, ровные, вразлёт, нос прямой, со слегка вздёрнутым кончиком, глаза большие, миндалевидные, голубые с зелёным ободком радужки, ресницы пушистые. Губы чуть припухлые, розовые. На аккуратном подбородке ямочка. Говорят, что мамина копия.
Подмигнула себе, хмыкнув, погладила кулон под футболкой, крутанулась на одной ножке и выскочила в сени. Обулась в резиновые сапоги, потому что в таёжке попадаются небольшие мочажины, заросшие мхом, и можно наткнуться на гадюку. Говорят, их нынче много встречается. Взяла берестяную корзину, в неё положила складной армейский нож, подаренный дедом Игнатом, два ломтя хлеба. Ломоть хлеба в лес с собой берут все местные, когда идут за грибами или ягодой. Угощение для лешего, чтобы не закружил, да места грибные и ягодные показал. Сотовый телефон положила в боковой карман штанов с «молнией», с другой стороны, в такой же карман поместился маленький фотоаппарат. В карманы ветровки сунула небольшой, метров пять, моток шпагата и коробок спичек. Шпагат для увязки берёзовых веток на два-три веника для бани. Обрызгала себя репеллентом от «кровососов». Всё. Марийка готова идти в лес, который начинался в ста метрах от огорода.