Сегодня чистым будешь у меня…

(Резкий шелест ткани – как набрасываемая сеть).

Но мёртвым!

(Три глухих удара – как удары меча. Короткий хрип. Снаружи хор вздрагивает, но не уходит.)

Агамемнон (захлёбываясь):

– Сеть… на плечах…

Коварство! Дом… стал гробом…

(Тишина. Клитеместра выходит с окровавленным коротким мечом. Лицо – не злое, а бесстрастное).

Клитеместра (тихо, удовлетворенно, задумчиво):

Он – пал. Не в славе. Не в бою. А в ванне.

Где женщина и сеть – сильнее стали.

Принёс он в жертву дочь. И сам вдруг жертвой стал.

Она небесный ангел.

Он же – ритуальный бык. Для жертвы.

Большую чашу зол для дома он наполнил,

Вернувшись, сам её испил до дна.

Я радуюсь фонтану черной крови,

весенний дождь он для меня.

Кто может – радуйтесь со мной.

ХОР (входит, встревоженно, как будто пробуждён из сна):

– Кто поднял руку? Пролил кровь?

Не враг. И не чужой. А та, чьё лоно знало грозного царя.

О, Аргос, ты стал Троей.

И слово – стало делом.

Клитеместра (видит Кассандру, спокойно, властно):

– Он мёртв.

Он получил за то, что дал. И в доме его кровь.

В том доме, где забыл он имя дочери своей…

и променял её – на ветер.

(Кассандра выходит на сцену. Медленно. Она будто уже не здесь).

Кассандра (ясно, без страха):

– Ну вот и всё. Свершилось. Пролит чёрный дождь из крови.

Мой черёд настал.

Мой голос не был на земле услышан. На небе тоже.

Не спасусь. Пройду весь путь, начертанный богами.

Не мне перечить им.

Кто я. И кто они.

(Клитеместра выходит. В руке – короткий меч и окровавленный платок. Смотрит в глаза Кассандры, как в зеркало.)

Клитеместра:

– Все знаешь. Слышишь злые мысли.

И примешь смерть – достойно.

Кассандра:

– Я приняла её давно, там – на пороге.

Когда вошла – как в твои сны.

Я в них была и буду.

(Они стоят рядом. Без борьбы. Без крика. Как две жрицы у алтаря).

Клитеместра (шепчет):

– Прощения просить не буду.

Только тишины.

Только она заглушит голос той,

что слышу десять лет.

И ты… не приходи ко мне во снах.

Дурное сновиденье, что нельзя истолковать.

Кассандра:

– Ладно, не приду.

Другой придёт за нас отмстить.

Вину за родича убийцу искупить.

Уже клубится туча черная из крови.

Тебя прошу лишь об одном – чтоб точным был удар.

Чтобы без судорог, а тихо истекла я кровью.

(Быстрый, почти незаметный удар. Кассандра опускается – не сражённая, освобождённая. Клитеместра стоит над ней, как над завершённым ритуалом).

ХОР (в полголоса):

– За морем выросла, а говорит, как здесь была.

Но нет сосуда для её пророческого слова.

Дом алтарём стал.

А царица жрицей.

Вошёл с добычей царь – с проклятием рода вышел.

Кровь не в канавы – в корни утекла.

А корни память пьют.

На ком лежит вина?

Тот, кто убил? Или кто начал?

Кровь – за кровь.

Имя – за имя.

Жертва – за жертву.

(Свет погас. Последнее, что Анна видела – порог. По нему стекала кровь. Она не исчезала. Впитывалась в камень.)

Глаза Анны отказывались воспринимать происходящее на сцене, как просто спектакль.

Когда раздался голос Агамемнона – довольный, умиротворённый, то ей стало не по себе. Он говорил о доме, о чистоте, о возвращении. Но под этими словами скрывалась ложь. Не театральная. Человеческая.

Голос Клитемнестры – тихий, заботливый – она уже слышала его. Но под ним – другой. Тот, что звучал, когда женщина смотрела, как жрец поднимает нож над её дочерью.

Когда удар меча прерывал сцену – внутри у неё всё сложилось. «Вошёл с добычей царь – с проклятием рода вышел». Ей показалось, что это об отце Павла. Того паренька, который завтра будет сидеть напротив следователя и неустанно повторять: «Я не хотел. Я просто… не выдержал».

Потом – Кассандра. Покой. Смирение. Жила, чтобы стать пророком. И… чтобы не быть услышанной.