Я подошла к окну, находящемуся на одном уровне с землей, и встала на цыпочки. Во дворе еще готовили повозку. Значит, кое-какой запас времени у меня оставался.

— Я не хочу отвлекать вас от работы. Просто зашла поблагодарить.

Экономка удивилась еще больше.

— Это за что же?

— За все. Вы с самого начала были добры ко мне. Это очень много для меня значит.

Если я и буду скучать по кому-то из обитателей замка, то только по ней.

— Да ладно, — отмахнулась она, — чего уж там…

Мне вдруг захотелось обнять ее, и сдержалась я лишь потому, что это наверняка вызвало бы новые подозрения.

— Я пойду. Не хочу заставлять остальных ждать.

Долгие проводы – лишние слезы. Мне было жаль расставаться с Батшебой, к которой я успела привязаться, но, если начну оттягивать, легче не станет.

— Постойте, — она хлопнула себя по бокам и засуетилась, — дам вам кой-чего в дорогу.

Во двор я вышла с плетеной корзиной: свежая булка, два отварных яйца, ветчина, овощи, сыр и пирог с черникой.

— Нечего по тавернам ходить, — сказала она, накрывая продукты салфеткой, — там одну дрянь готовят. Не чета домашней еде.

Сама того не подозревая она дала мне то, о чем я постыдилась спросить. Неизвестно, как сложатся обстоятельства, и когда я сумею раздобыть денег. Красть у Дрейка я бы ни за то не стала, а своих у меня не было. Единственная драгоценность – цепочка с кулоном. Ее можно продать или заложить, но как скоро мне это удастся, я не знала.

— Любит вас старушка, — сказал Губерт, когда я подошла.

Он взял корзинку, поставил на дно повозки, и протянул мне руку, помогая забраться.

Повозка была рассчитана человек на пять-семь, но сейчас в ней сидели только мы с Молли. Губерт устроился на кòзлах.

— Готовы, барышни?

— Готовы, — ответила я. Голос чуть дрогнул, но оставалось надеяться, что никто этого не заметил.

Губерт подхлыстнул гнедую кобылку.

— Пшла!

Лошадь тронулась, а следом за ней и наша повозка.