Лаисса посмотрела на него с укоризной.

— Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду совсем не это. Но, согласись, ее появление на пустоши выглядит, как минимум странно. — Лаисса задумалась. — Хотя синяки у нее настоящие.

Дрейк подкинул столовый нож, поймал на лету, а затем вогнал в крышку стола.

— С Мордейна станется поколотить и собственную мать, чтобы добиться своего. Но, из того, что мне известно, Адельрин покинула родной замок около шести месяцев назад. Брат выдал ее замуж.

— Думаешь, она сбежала от благоверного?

— Я предпочитаю не строить догадки, а опираться на факты. — Дрейк поднялся из-за стола. — Надо выяснить, кто ее супруг.

Все записи о браках, рождениях и смертях заносились в приходские книги. Если речь шла о простолюдинах, то дальше местного храма информация не выходила. Другое дело – аристократы. Сведения о них содержались в архивах епархии того или иного графства. А, значит, надо ехать в Карнаротт.

— Ты так и не позавтракал, — напомнила Лаисса.

— Как и ты, — хмыкнув, он бросил взгляд на ее нетронутую тарелку.

— Я могу съездить.

Кто бы сомневался, что она вызовется доброволицей.

— Епископа удар хватит.

Нетрудно вообразить реакцию преподобного, когда он увидит Лаиссу входящую через парадные двери главного храма графства. Без головного убора и знака солнца на груди, но зато в кожаных штанах и корсете.

— Тогда, тем более, стоит ехать, — она улыбнулась краешками губ.

Дрейк помотал головой.

— Звучит заманчиво, но я знаю епископа. Он не станет говорить с женщиной.

— А кто тогда? Губерт? Йен?

— Разумнее послать хряка, чем этих двоих. Я сам поеду в Карнаротт. А ты, — он похлопал Лаиссу по плечу, — присмотришь за нашей гостьей.

Лаисса скривилась.

— Я в няньки не нанималась.

— Я не прошу с ней нянчиться. Только следить, чтобы она не улизнула. Справишься?

С кислой миной Лаисса приставила ладонь к виску.

— Слушаюсь, командир.

АДЕЛЬРИН (СВЕТА)

Батшеба принесла мне еды. На исцарапанном подносе стояла деревянная миска с бульоном неопределенного цвета, но запах от нее исходил вполне съедобный. Рядом, на тканевой салфетке лежали два куска серого хлеба, ломоть сыра и пучок зелени.

— Кушайте, миледи.

Я поблагодарила ее и потянулась к ложке.

На вкус бульон не отличался от наших – что ж, хороший знак – по крайней мере, еда здесь привычная.

Я никогда не была привередой. Мне повезло с родителями в плане их отношения ко мне, но жили мы скромно, и деликатесы у нас не водились. Потом, через несколько лет я уехала в Питер, начала зарабатывать, и ужины в ресторанах стали частью обычной жизни, но не превратили меня в избалованного гурмана.

— Кушайте, кушайте, — приговаривала Батшеба, пока я расправлялась с нехитрым обедом.

***

— Благодарю, — я отдала ей пустую тарелку. — Очень вкусно.

— Дык, Пэгги готовила, — Батшеба довольно улыбнулась. — А лучшей кухарки во всем графстве не сыщешь.

— Охотно верю.

— Встать можете?

— Попробую, — я пожала плечами.

Осторожно приподнялась и для спокойствия ухватилась за изголовье кровати. Ноги держали, хоть и не нетвердо. Но радовало уже то, что голова, наконец, перестала трещать по швам.

— Искупаться бы вам, госпожа. — Батшеба смутилась, — вы уж простите, но чумазая – аж жуть.

Я еще не видела себя со стороны, но догадывалась, что вид у меня, мягко говоря, не аристократический.

— Да, было бы чудесно.

Батшеба просияла.

— Тогда ждите здесь. Велю девкам купальню готовить. — С этими словами она, с удивительным для ее телосложения проворством выскочила за дверь.

Я стояла посреди маленькой комнаты, сжимала кулаки и глядела в сторону небольшого круглого зеркала на стене. Давай, Светик, сделай это. Взгляни на себя. Мне стало трудно дышать. Я не была уверена, что готова увидеть в нем чужое лицо.