Роман быстро погружался в специфику работы. Задавал Арслану много конкретных вопросов, сподвиг обойти все подвалы, чтобы узнать хозяйство изнутри. Составил себе телефонную книгу с номерами всех работников, распечатал акты выполненных работ, которые нужно было заполнять после того, как были устранены порывы или какие-либо жалобы жильцов. Нарисовал подробную план-схему подведомственных домов, отобразил границы работы каждой уборщицы и дворника.

В четверг Роман и Арслан поехали на совещание «управляшек» в районный отдел жилкомхоза. Слушалась тема о подготовке к зимнему сезону, необходимости своевременной промывки и опрессовки зданий, ставились жесткие сроки подписания так называемых паспортов готовности многоквартирных домов.

После совещания Арслан представил Романа чиновнице – Антонине Михайловне, которая курировала управляющие компании.

– Вам там еще платят? – с издевкой спросила женщина. – Самая невменяемая компания в районе. Я бы ее так и назвала – «Бедовый дом». До руководства не достучаться, сидит оно черт знает где. Трубки не берет, мейлы не читает.

Роман пожал плечами:

– Будем исправляться, Антонина Михайловна. Я за тем и приехал.

– Ну, ну… – кивнула тетка, углубившись в документы, лежавшие перед ней на столе.

Роман отметил, что Антонина Михайловна на вид – типичный клерк муниципалитета. Она была одета в строгий деловой костюм с прямой юбкой и пиджаком поверх белоснежной блузки. На ногах – прозрачные следки из капрона с кружевными краями и легкие тапочки. У ножки стула же стояли лакированные туфли-лодочки, готовые, вероятно, заменить тапки на случай, если вызовет шеф. Эта деталь заставила Волконского посмотреть на женщину с сочувствием, так как он понимал, чего стоит ее должность с необходимостью постоянно приспосабливаться к настроениям не слишком обремененных культурой начальников. И уметь вовремя переобуться.

Приятели откланялись, вернулись к машине Волконского, сели в нагретый солнцем салон и покатили назад в Террикон.

– Что-то я утомился, Арслан, ну-ка подержи руль.

Мальчишка чертыхнулся, потянулся к баранке. Роман добавил:

– А я посплю минут десять.

Арслан залился богатырским смехом:

– Ну ты, Евгеньевич, шутишь. Однако.

– Так-то да…

Шли дни.

Алексей, ремонтировавший восьмой дом, закончил работы. Пока красил стены, снял почтовые ящики. Их тут же украли. Видимо, отнесли в скупку лома. Центральный офис долго по телефону выяснял обстоятельства пропажи, пытаясь найти крайнего. Денег на закупку новых ящиков выделять не стал. Роман, делавший регулярные обходы вверенных домов, видел, как почтальоны вкладывают корреспонденцию в щели дверей жильцов. Счета за электричество и газ падали на пол, оказывались затоптанными, перепачканными и измятыми. Было неудобно всем. Волконскому – стыдно. Но купить ящики за свой счет у него элементарно не хватало щедрости.

– Там в производственно-технический отдел смазливых дурочек принимают, – однажды в приливе откровенности сообщил Арслан. – Они никакие почтовые ящики не продавят. Это надо с руководством решать.

Роман позвонил заместителю генерального. Сформулировал проблему. Услышал знакомый тезис, сколько миллионов жильцы Террикона задолжали «Доброму дому». Как ни старался Волконский убедить начальника решить вопрос, беседа оказалась безрезультатной. Жильцы же требовали ящики. Новый председатель глубже стал понимать весь трагизм своего положения.

Леха осел в квартире, ожидая, когда ему скинут денег на билет домой. Он целыми днями просиживал на своей раскладушке все в тех же семейных трусах. Бесконечно играл в какие-то игрушки в телефоне и вечерами, когда в квартиру возвращались другие обитатели, жаловался на свою бывшую жену, которая настоятельно пыталась получить от него очередные алименты. В один из дней Алексей пытался занять денег у Волконского. Не на детей – на пропой. Но Роман, не столько от жадности, сколько из отвращения к перспективе на раскладушке рядом лицезреть пьяного постояльца, мягко ответил, что у самого бюджет на нуле. Леха не поверил: