От идеологии fast track, пустившей особенно глубокие корни во Франции, страдают не только лицеисты и студенты. Для любого французского предпринимателя банкротство – это тяжелый опыт, почти непреодолимое препятствие. Это пятно на всю жизнь, с которым ему будет очень сложно найти финансирование для нового проекта. В США, где господствует культура fast fail, пережитое банкротство, если правильно представить его, будет восприниматься окружающими просто как свидетельство приобретенного опыта, предпринимательской зрелости, как гарантия того, что хотя бы одну категорию ошибок вы уже больше не повторите. В этой связи вам выдадут новый кредит даже охотнее, чем если бы вы никогда не ошибались. Во Франции же все наоборот. До 2013 года существовал составляемый Банком Франции перечень предпринимателей, переживших юридическую процедуру банкротства. Попасть туда значило выжечь себе на лбу клеймо каленым железом, исключавшее возможность получения денег под новое начинание.

Во Франции потерпевший неудачу чувствует себя виноватым. В США это признак отваги. Если вы потерпели неудачу смолоду во Франции, значит, вы не сумели выбрать свой жизненный путь и встать на правильные рельсы. В США это означает, что с юных лет вы начали поиски своего особого пути.

В конечном счете эта сугубо французская проблема свидетельствует о том, что мы придаем слишком большое значение рассудочному знанию и недооцениваем жизненный опыт. Как последователи Платона и Декарта, мы слишком рационалистичны, и нам не хватает эмпиризма. Неслучайно большинство философов-эмпириков принадлежат к англосаксонскому миру: Джон Локк, Дэвид Юм, Ральф Уолдо Эмерсон… Единственным источником наших знаний, говорил Юм, является жизненный опыт. «Вся жизнь – это опыт, и чем больше опыта мы набираемся, тем лучше», – скажет несколько столетий спустя американец Эмерсон.

И опыт неудачи – это тоже опыт самой жизни. Успех опьяняет, и в этом состоянии мы зачастую просто плывем по течению, даже не задумываясь о происходящем. В случае же неудачи мы неизбежно сталкиваемся с реальностью, которую не замечали, которую не знали и которая встряхивает нас и заставляет задуматься. Реальность, которая застигает нас врасплох и которую не способна предвосхитить никакая теория, – не это ли определение самой жизни? И чем раньше мы потерпим неудачу, тем раньше постигнем эту реальность. Таково условие успеха.

Истина – это всегда не более чем исправленная ошибка.

Гастон Башляр

Философ и поэт Башляр так определяет ученого: это тот, кто способен увидеть свою первоначальную ошибку и найти в себе силы исправить ее. По его словам, великие ученые такие же, как мы: они начинают с ошибок, заблуждений, ложных представлений. То есть они, как и мы, изначально верят в то, что губка «впитывает воду» и что деревяшка «плавает». Но учеными их делает то, что они не останавливаются на своих первоначальных заблуждениях. Они начинают ставить опыты, для того чтобы проверить обоснованность своих предположений, и затем находят в себе особое мужество исправить ошибку, вскрывшуюся при сопоставлении своих первоначальных представлений с реальными законами природы. Проверка показывает, что губка сама по себе ничего не впитывает, а просто капли воды заполняют ее полости, и что деревяшка плавает не потому, что она деревянная, а просто благодаря соотношению между ее массой и объемом вытесняемой жидкости, то есть благодаря выталкивающей силе Архимеда. Отсюда и следует столь радикальный вывод Башляра: «истина – это всегда не более чем исправленная ошибка».