Оглядываясь на путь, пройденный Рафаэлем Надалем, мы можем дать ответ на этот вопрос. В юности он потерпел много неудач: проигранные матчи и никак не поддававшаяся ему техника классического форхенда вынудили его выработать собственную, фирменную технику, при которой ракетка после удара уходит резко вверх, как эдакое лассо; это неповторимое движение стало почерком его игры. После того поражения они встречались с Ришаром Гаске еще четырнадцать раз, и Рафаэль Надаль выиграл все четырнадцать матчей. Разумеется, после того матча Рафаэль Надаль стал уделять особое внимание игре Гаске и глубоко анализировать ее вместе со своим дядей – и по совместительству тренером – Тони Надалем. Нет сомнений в том, что из того проигранного матча в Тарбе он вынес больше уроков, чем если бы выиграл его. Возможно даже, что одно это поражение научило его тому, чему не научили бы десять побед. Быть может, он только тогда осознал, насколько сам может быть агрессивен, когда пострадал от агрессивности Ришара Гаске. Я убежден в том, что Рафаэлю Надалю было необходимо это поражение для того, чтобы быстрее раскрыть свой истинный талант. Ведь уже год спустя он выиграл очередной турнир Les Petits As.
И возможно, в этом же заключается суть проблемы для Ришара Гаске: с первых шагов на теннисном корте и до 16 лет он только и знал что выигрывал, причем с невероятной легкостью. Не в том ли его проблема, что в те драгоценные годы, когда формировался его игровой характер, он недостаточно проигрывал? И начал проигрывать… слишком поздно? Он практически не сталкивался с неудачами, и, может быть, ему недоставало опыта преодоления сопротивляющейся реальности, того самого опыта, который заставляет нас сомневаться, анализировать, что-то менять? Победы – дело хорошее, но они зачастую гораздо менее поучительны, нежели поражения.
Есть победы, которые одерживаются только через поражения в битвах. Звучит парадоксально, но, как мне кажется, в этом есть что-то от тайны человеческого существования. Так возрадуемся неудачам, потому что в неудаче мы познаем реальность лучше, чем в успехе. Ведь когда реальность сопротивляется нам, мы подвергаем ее сомнению и рассматриваем со всех сторон. Поскольку она сопротивляется, мы обретаем в ней точку опоры, отталкиваемся и набираем ход.
Наблюдая за тем, с какой гибкостью и ловкостью падают и снова поднимаются стартапы, некоторые американские теоретики из Кремниевой долины пропагандируют принцип fail fast, learn fast («раньше ошибешься – быстрее научишься»), подчеркивая тем самым благотворный характер ранних неудач. В годы формирования и становления человеческий ум жаждет знаний и способен мгновенно извлекать уроки из любых невзгод. По утверждению этих специалистов, предприниматели, которые терпят неудачи на ранних стадиях и умеют быстро извлечь уроки из неудач, добиваются успеха большего – а главное, быстрейшего, – нежели те, кто не встречает препятствий на своем пути. Еще они отмечают, что сила негативного опыта помогает прогрессировать быстрее, чем самые лучшие теории.
Если эти теоретики правы, тогда понятно, чего не хватает всем лучшим ученикам, таким серьезным и правильным, которые выходят на рынок труда без единой шишки на лбу. Многому ли они научатся, просто следуя правилам и успешно выполняя задания, но не чувствуя при этом необходимости в проявлении гибкости, упорства, в быстром реагировании на сложившиеся обстоятельства, что так важно в нашем стремительно меняющемся мире?