– С тебя причитается, начальник!

И в тот же момент во всю глотку материт помбура Федю за резкое торможение колонны труб. При этом, небрежно сплюнув недокуренный окурок в Тихий океан, с улыбкой заключает:

─ Найти золото в этих краях – это то же самое, что найти любимую женщину на Полюсе!

– Твое золото тебя, батя, дома ждёт! Слезу проливает, – подсказал отцу его сын Олег – наш усердный помбур и безотказный работяга.

─ Отставить лирику, мужики! Продолжайте вытягивать буровые трубы.

Буровая дёргалась и дрожала от напряжения. Трубы падали и гремели железом. Олег с Фёдором ловко свинчивали специальным ключом наконечники труб, освобождали от замков и оттаскивали в сторону. Двигатель надсадно ревел. Над буровой висел оборочный запах солярки, пота и масла.

Над скважиной кружились крикливые чайки в поисках лучшей доли. Солнце вонзало свои сверкающие лучи в нашу громадину и удивленно морщилось от непривычных запахов взбудораженного воздуха.

Я, как старший геолог, побежал писать рапорт об маленьком открытии в нашу управу, чавкая мокрыми сапогами по пожухлой траве тундры. А сам радовался, словно мальчик, от счастья, одарённый первым настоящим поцелуем желанной девушки, весь в состояние эйфории от случившегося чуда. Так как никто не ожидал в этом районе громогласных сюрпризов. И визг чиновников будет отчаянный.

Потому я усердно писал деловой отчёт, а буквы прыгали перед глазами, как мыши, играя с мной в скакалочку, наполненные внезапно возникающими в твоей голове нагловатыми прожектами.

И словно в награду нашей радости, где-то далеко в дали залива зазвучали призывные вестники жизни – гудки прибывающих пароходов. Жизнь заиграла с новой силой – подгоняемая июльским солнцем. Завтра понесёмся в порт за коньяком. И душа взорвалась сверкающим гейзером всё заполняющего восторга.

Но вот – наконец отчёт готов. Он был изложен на скорую руку – на двух листах. Я понёсся к радисту, подписав вверху листа крикливую пометку «Срочно». Федя-радист молниеносно схватил листы и бросился переправлять текст по нашей говорящей рации. Я почувствовал себя разбитым, выстиранным и не глаженым. Ну не кому было здесь меня погладить! Вот чем отличается наше золото в керне от встречи с возлюбленной. Почему-то очень захотелось поныть и повисеть вниз головой на верёвке, просыхая от слез. Но моё настроение никто не оценил. Я, захватив на кухне остывший ужин в железной миске, одиноко побрёл, как пилигрим, в свою палатку – в свой брезентовый родовой замок без удобств, распахнутый всем ветрам и насекомым. Это был мой родной, безалаберный дом без окон и дверей, продуваемый нахальными сквозняками.

Я нырнул в свой выцветший брезентовый уют, где среди спальников, рюкзаков, мешочков с пробами, образцами пород и редкими брызгами лучей камчатского солнца располагалось моё спальное ложе, напоминающее нары, прикрытые пожелтевшим хвойным лапником. Потрогав для верности остывшую печку, я с ходу бухнулся на нары, закрыл глаза, и усталость поплыла по ниточкам моего бренного тела. И вдруг меня осенила мысль, что это открытие и есть масштабированное измерение – нашей сути, нашего бытия. Вот она резонансная кривая моей судьбы, работы, жизни. Это то, чего ты стоишь? Ради чего живёшь. Вот она – восходящая амплитуда твоей деятельности. Надо ждать умопомрачительных поворотов в своей судьбе.

Да, ты вымотался, устал. Пустяк. Не задирай нос. Надо ещё перебрать пятиэтажки – записи с маршрутов, паспорта опробования проверить. Нанести точки исследования на карту, привязать полученные данные – и порадоваться за результаты. И с чувством удовлетворения бухнуться в осиротелый влажный спальник, чтобы уснуть провальным сном до утренней, задорной улыбки незаходящего солнца и увидеть воочию живые сны про вечную любовь!