– Ну и порядки в этой Эмиратке, – неожиданно срифмовал Максим.

Она чуть придрогнула глазами.

Он давно замечал за ней эту особенность.

И тут же спросил:

– И на сколько же тебя хватило?

– На четыре года.

– А потом?

– Довела мужа, чтобы он трижды произнес «талах».

– А что это?

– По-нашенскому означает «развод».

Она вздохнула.

Потом произнесла:

– Как любитель земных удовольствий и полный ярких впечатлений от обладания русской красавицей, он избил меня нещадно. Я попала в госпиталь в таком состоянии, что молили, чтобы он сжалился надо мной и как можно дольше не отпускал.

Она осекла себя, чтобы сщелбануть с коленки кузнечика.

– Со мной в палате лежала одна молодуха – тоже русская. Она читала мне некий вызов, что ли, одной из женщин Анкора: «Разве я привидение, чтобы ни с кем не спать?». Но у меня уже интерес к чудесам иссяк. И неоткуда было черпать мужество. А надежда оставляла. Помог случай.

– Какой же? – быстро спросил Максим.

– Мое состояние в ту пору не вдохновляло на личное знакомство. И тем не менее при заполнении какой-то анкеты на вопрос: «Цель пребывания в Эмиратах», я ответила честно: «Поиск приключений и испытание на смирение». Сказала по-арабски. И вдруг мой допроситель по-русски поинтересовался: «Ну что, и того и другого получила через край?»

Она передохнула.

– Я чуть не грохнулась в обморок. А врач сказал: «Чего-нибудь придумали?»

– Ну и? – подторопил Максим.

– Меня признали невменяемой.

Она не рассказала, какой была ее дорога домой.

Однако Максим полюбопытничал о другом:

– Где ты познакомилась с Верой?

– На базаре, – ответила она, – когда выбирали щенков.

После того как Максим стал обладателем тайны Подруги Жены, у него появилось желание сотворить что-либо несусветное, чтобы о нем стыдно было кому-либо рассказать.

Но ничего такого на ум не приходило, и он решил ждать того нечто, чего не избежать.

Нынче он, например, за одним пассажиром заметил довольно значительную фразу.

И вышла она из простого, даже банального разговора, в конце которого незнакомец сказал:

– Жизнь – это Библия, каждый раз в новом прочтении. Поэтому изломы нынешнего дня – это издержки пластики выживания.

Наверно, этому человеку приятно слушать себя со стороны.

Тем более что до этого полупьяный седок напевал что-то несусветное:

Эти безрадостные строки казались Максиму к тому же бездомными.

Вернее, безродными.

Какими-то неприютными.

В них сама судьба не звала к славе.

А из приемника тем временем лилось:

Песня явно шуточная.

Но пассажир воспринял ее серьезно.

– До такого неприличного возраста грешно доживать.

Хотя один дед сказал Максиму:

– Восемьдесят – при нашей-то жизни – это финишная лента. А после финиша как раз и повод расслабиться. Потому как бы пошел обратный отсчет. Или, точнее, обновление жизни.

И он рассказал, как в сорок «пообратал» полпоселка.

Так чужие жены за него чуть ли не в драку кидались.

– И была у меня такая завида. Соберу двенадцать оболтусов.

– Апостолов? – переспросил Максим.

– Нет, мужей, чьих жен я пользовал. И каждому по бутылке ставлю. А они же не знают, по какому поводу.

«Вот она, тайна!» – про себя воскликнул Максим.

Только вряд ли он на это способен.

Нет у него, как говорил еще один седок, «ни хватки, ни ухватки. Одни нехватки».

Но он с необычайной настойчивостью будет искать то, что можно засекретить чуть ли не от всего человечества.

«Может, убийство?» – как-то спросилось само собой, и от такой мысли он чуть не выронил изо рта язык.