Максим молчал.

– И у вас совершенно отсутствуют, – продолжил армянин, – преданные советники. Как только к их мнению начинают прислушиваться, они тут же превращаются в оборотней. Вот почему наладить с вами торговые дела почти невозможно.

Он сделал паузу, потом продолжил:

– У нас есть странный на первый взгляд обычай – укрощать воду. И это теперь повсеместное занятие. А все потому, что когда Бог создал человека, то сказал ему: «Посвящай небу свои творения». И тот стал искать для себя простую и строгую религию долготерпения. Потому некий храм Анкор строился целых тридцать лет.

Максим вздрогнул от ощущения, что совсем забыл, что рядом сидит Подруга Жены.

Нынче почему-то вялая.

Почти безжизненная.

И она вдруг заговорила:

– Ты знаешь, что существуют небесные нимфы для ублажения богов? Такими славится древняя Камбожда.

Он просмотрел валяющуюся на дороге полупокрышку, и у него из рук едва не вырвало руль.

– Останови! – полуприказала она.

– Я хочу тебе рассказать не о нимфах и даже не о нимфетке, которую придумал Набоков.

Он отчужденно молчал, поскольку для него интеллектуальная система еще не стала нервной.

Видимо, производя его на свет, жизнь рассудила иначе, чем Бог, и не дала очевидных перемен, что трогают душу.

– Так бывает, – вновь заговорила Подруга Жены, – привлеченные богатством, то есть всяческой немереностью, некоторые наши девки опустились до потрясающего идиотизма.

– Какого же? – простовато вопросил он, почему-то включив мотор. Словно за следующей ее фразой предстоит марафонная гонка.

– Они вместо того чтобы искать совершенство в себе, поверив истерическим публикациям в газетах, сделали мистический вывод.

И хоть он не спросил «какой», постаралась поскорее все это расшифровать.

– И вот, – продолжила она, – выбрав самое предпочтительное время года, они…

И в тот же миг она дернулась и заорала:

– Да выключи ты зажигание, черт возьми!

Он повернул ключ.

Мотор углох.

– Разговора от третьего лица больше не будет. Все, что я расскажу, произошло со мной лично.

Она чуть подзапнулась, словно собиралась взять свои слова обратно, потом повела:

– Меня всегда угнетала сама мысль о всетерпимости. Да и о религиозном компромиссе тоже. Хотя суть основных религий как раз и зиждется чуть ли не на остатности веры.

Она достала из сумочки небольшую бутылочку коньяку свинтив с нее крышку отглотнула.

– Однако высшая миссия человека на земле не прыгать в холодную пропасть, а воспитать в себе смирение, позабыв о кондовом довольстве и достатке. – Она опять отвинтила пробку, но пить не стала. – Мне давно было известно, что абстрактного интеллекта не существует. Всем руководит мировой контроль. И нелепо уповать на права, которых нет. Равно как на историческую память, какая отсутствует. А тело, разум и самосознание редко у бабы находятся в одной плоскости.

Она еще сделала глоток из бутылочки.

– Словом, не будем искать позитивную информацию. Короче, понес черт меня в Объединенные Эмираты.

– Зачем? – быстро спросил он.

– Чтобы познать…

Она – залпом – допила содержимое бутылочки и вышвырнула ее в придорожную полынь.

– Я приняла ислам. Мне дали имя Самира. А моего мужа звали Джамиль.

У Максима отвалилась нижняя губа.

– Меня закутали во все черное, оставив на свободе только глаза. – Эти слова она произнесла как-то эхово. – Я спросила, почему такие мрачные тона? Мне ответили, что во-первых, женщина – это исчадие ада, а во-вторых, она должна являть собой тень мужчины. – Она чуть подзадумалась, потом продолжила: – Эмираты – строгая страна. За изнасилование там безусловный расстрел. За сожительство, что у нас зовется гражданским браком, – тюрьма. За даже шутливый поцелуй – тоже. И за рукопожатие с женщиной не избежать решетки.