Однако ничего подобного не произошло. Шитова вдруг осенило, и он сразу же убавил голос на полтона ниже:

– Впрочем, да что мы с вами… Конечно, вы правы, Александр Дмитриевич. Может быть, я действительно требую от вас невозможного. А зачем? Какие сложности? У меня ведь рецензентов-то под рукой как собак нерезаных, тут же, в кабинете, не сходя с места диссертацию целую настрочат. Кому не хочется заработать? Одному вам! Всё! Решено, никакой рецензии! – Он помолчал, затем вздохнул умоляюще. – Но справочку-то, совсем маленькую, крохотную, вы можете для меня соорудить?

– Батенька, помилуйте, да какая справочка? – Крупейников осмелел, почувствовав, что вот-вот вывернется. – Если бы там хоть на полкопейки было что-то историческое. При чём тут я вообще?

– Э, нет! – Здесь, хоть и вперемешку с весельем, уже послышался металл в голосе. Ловушка захлопнулась. – Это уже не-у-ва-же-ние, Александр Дмитриевич, я никак иначе не могу расценить. Во-первых, отчего же не история – целый период, отныне в Бозе почивший? А во-вторых: скромничаете, да ещё как скромничаете, Александр Дмитриевич. Я же помню те ваши статьи о брежневских «психушках». Хотя вы потом к этой теме не возвращались, но стоите, так сказать, у истоков её открытия, да и материалы ваши до сих пор сохранили свою актуальность. Так что вам и карты в руки, кому же ещё? Просто замечаньице, пометочка. Комментарий, если хотите! Это вам ничего не будет стоить, а уж мне-то как будет хорошо!

Крупейников понял, что ему не остается ничего другого, как только уступить. Да, отказаться и в самом деле удобнее было по телефону, вот только не здесь, когда за твоей спиной не просто нетерпеливая очередь, а ещё и приходится как бы раздеваться на глазах у людей, которые прекрасно разбираются в том, что ты говоришь. Он с досадой вернулся за свой стол в научном зале и пододвинул к себе папки со ставшим вдруг камнем преткновения на его пути «плодом творческих мук» неизвестного автора. «Грязная работёнка, но никак не отвертеться. Ладно, день всё равно пропал, хоть с этим, по крайней мере, разделаюсь, а завтра уж за своё „творение“ примусь».

Глава четвёртая

– Ну, наверное, это можно было бы сделать как-нибудь по-другому.

– А как? Как по-другому, Саша? В библиотеке тебя не застанешь, на квартире я тебе трижды записку оставляла с одной только просьбой: позвони. Ты позвонил? Дома у нас ты год как не появлялся. Не пойми меня превратно, просто я хотела узнать, как ты, всё ли у тебя в порядке, только и всего. Или уж и этого теперь нельзя? Так и скажи, я не буду больше беспокоиться.

– Да нет, зачем же, я очень рад, что ты меня не забыла. Но… тебе трудно понять, здесь совсем по-другому на подобные вещи реагируют…

– Ну и что? Ты-то сам, надеюсь, не переменился?

– Нет. Но всё-таки я хочу попросить тебя…

– Ясно. Забыть твой номер телефона? Единственная просьба?

Крупейников вздохнул с облегчением.

– Да, но ты, пожалуйста, не обижайся. Как у тебя, без изменений?

– Есть кое-что, но не по телефону об этом говорить. Так отчего ты ушёл в такое глухое подполье? Книга?

– Не только…

– А, понимаю… Дочь?

Крупейников замялся, ему не хотелось распространяться, что это тоже не телефонный разговор, – сразу же возникло бы предложение о встрече. Не то чтобы он не хотел сейчас видеть Зою, наоборот, она была очень нужна ему, больше просто не с кем было посоветоваться… Но не сейчас, чуть позже, что-то он сам предварительно должен себе объяснить.

– Знаешь, всё сразу как-то навалилось… Без привычки тяжело. Столько лет жил спокойно, размеренно, а тут одни заботы. Ты и представить себе не можешь, сколько времени тратится на всякую чепуху. Но, думаю, всё наладится, утрясётся.