«Хватит вести себя как каамчор», – ненавижу эту фразу, а она по какой-то причине, похоже, преследует меня. Повар, Шах Заман, говорил мне это всё время. Когда Аммы не было рядом, он просил меня мыть разделочные столы из чёрного гранита, так вот ненавязчиво заставляя работать бок о бок с ним. В иные дни он брал меня за руку, показывая, как протирать столы. В другие дни – ну, другие дни в моей памяти несколько затуманены, но я помню, как он говорит мне, что очень устал и ему нужен массаж.
Чувствую, как волоски на руках протестующе дыбятся. На моей верхней губе выступает пот при воспоминании о влажных ладонях Шаха Замана на моём костлявом локте. Медленное, целенаправленное руководство по мытью столов – моё тело напрягается вопреки его же указаниям. «Вот так», – говорит он, с силой прижимаясь к моему податливому торсу. Его руки поглаживают мои плечи, спускаются ниже, сжимают меня, тискают. Я быстро моргаю, удерживая слёзы.
Во внутренностях нарастает острая боль; я хватаюсь за живот и вдавливаю в него ладонь, надеясь, что от этого боль исчезнет. Я почти чувствую её на вкус, эту ужасную пульсацию. Несколько лет назад я ходила к врачу, и он посоветовал сделать несколько анализов, но они оказались смехотворно дорогими. Я не могу позволить себе таких трат – живот же не болит всё время. Так или иначе, прямо сейчас моя основная забота – добыть те счета для сахаба Шадаба. Никакой рыцарь в сверкающих доспехах не спасёт меня от моих трудностей. И свою работу я всё же хотела бы сохранить, заранее спасибо.
Миша
Карачи, Пакистан
Я устала, и ноги болят. Мама советует позвать Ноно, чтобы сделала мне массаж, но я не могу просить о таком лучшую подругу. Это было бы дико. Я понимаю, что не могу сказать так Маме, – иначе она заведёт свою бесконечную лекцию о том, что Ноно мне не лучшая подруга и что я должна найти себе друзей по возрасту в школе, кого-нибудь вроде Миры или Арианы, а не «какую-то дочку прислуги». Но я не понимаю маминого отношения к Ноно. Мама платит за её учебу и покупает ей школьную форму, но никогда не позволит ей сесть рядом со мной или Бхаем на диване или хотя бы поехать с чача Рашидом в школу. Ноно ездит на школьном автобусе. Однажды я спросила, можем ли мы подхватить Ноно из школы, но Мама сказала «нет» и даже, кажется, слегка разозлилась. Не знаю, в чём тут проблема. Я хочу, чтобы Мама начала относиться к Ноно так же, как я, – как к одной из нас.
Хочу, чтобы этой ночью Ноно спала у меня в комнате. Спрашиваю у Мамы разрешения, и она говорит, что там нет дополнительной кровати, так что Ноно придётся лечь на полу. У Ноно есть чарпая, но она делит постель с Мази, и очевидно, что я не могу уложить их обеих на свободное место рядом с моей кроватью. Спрашиваю Ноно, не страшно ли, если она поспит на полу.
– При одном условии. – Она улыбается мне.
– Окей, что за условие? – осторожно спрашиваю я.
– Я хочу тот браслет с единорогом, который твой Баба привёз тебе из Америки.
– Эй, да он совсем новый! И я его люблю… – Мой голос пресекается.
– Окей, тогда – нет, я не хочу спать на полу.
Она надувает губы. Я знаю, что выхода из ситуации нет.
– Ладно, можешь взять его себе. Но… тогда… – Я вздыхаю, сдаваясь. – Нет, ничего.
Я передаю ей браслет. Глаза Ноно тут же озаряются, и она быстро надевает браслет на левое запястье. Он сверкает, когда она крутит рукой так и этак. Я почти сожалею о том, что отдала браслет, но потом говорю себе, что просто попрошу Баба привезти мне другой. Придется ждать несколько месяцев, но на этот раз я скажу, чтобы купил два: один с единорогом и один с радугой.