– Своих – тем более. На поминках не погуляешь, – согласился он. – Слушай, Юр, а что ты все время оглядываешься?

Я – оглядываюсь? А действительно… Шаги за спиной и целившаяся в меня машина… У меня уже появилось подспудное чувство, что все это не просто так. Какое-то неуютное чувство. Тревожное. Словно за тобой все время наблюдает кто-то недобрый, а ты не можешь понять, кто и зачем…

– А кто он был? – спросил меня Пашка.

– Кто – был? – не сразу понял я.

– Витек, кто же еще?

– А… Зам. директора научного института. По хозяйственной части.

– Ну, разумеется, по хозяйственной, – сказал Пашка. – А отчего умер?

– Говорят, инфаркт.

– Говорят? – переспросил он.

Мент, он и есть мент.

– Врачи говорят, – уточнил я. Хотя, на самом деле, я этого не знал. Говорят. А кто говорил? Женский голос по телефону? Что-то моя спокойная жизнь в уютной скорлупе собственных пороков и маний становится слишком насыщенной тревожными событиями, пришло в голову. Теперь вот кладбище…

Витька хоронили в престижном районе, если можно так выразиться. Дальше могилы пошли победнее, оградки – поплоше, а полированные стелы сменились гранитными плитами и простыми железными крестами. Кого – как, конечно, но меня это социальное неравенство в царстве мертвых всегда наводит на философские размышления о незыблемости существующего порядка. Когда богатые остаются богатыми и после смерти, а остальным – что осталось, как говаривал Витек-бывший. Или я так себя успокаиваю?

Между могил мы двигались бодрым шагом. Почти пионерским. Для воспоминаний счастливого детства не хватало только горна и барабана. Кладбище вообще идеально подходит для воспоминаний детства, не я один это замечал.

– Кстати, господа, куда мы идем? – спросил я.

– Есть одно место.

– Конечную цель похода, я думаю, можно не спрашивать?

– Правильно думаешь, Юрик.

Это Пашка. Он всегда, везде, в любом районе, в каждом городе знал одно место, где можно без помех выпить рюмку. Забрось его в чем мать родила на Луну, он и там сразу найдет одно место. Или – два. Тоже феномен своего рода. Начал человек с того, что пил по-черному, а теперь пьет, как все – периодически, приурочиваясь к поводам и в компаниях. Других таких примеров я в своей жизни не помню, традиционно бывает наоборот: от развеселых компаний к недопитой со вчерашнего бутылке водки, дрожащим рукам и прокуренной тишине одиночества, оборачивающейся белой горячкой и зелеными змиями.

– Холодно, – сказал я, закуривая на ходу.

– Зима, – заметил Пашка.

Наблюдательный. Сыщик все-таки.

– Сейчас согреемся, – пообещал Алик. – А ты сомневался?

Я не сомневался. Я до сих пор в них не сомневаюсь…

Могилы кончились. На краю кладбища, рядом с высоким бетонным забором оказался запертый на замок строительный вагончик. Рядом с ним стоял стол и две некрашеные деревянные скамейки. На стене вагончика висел красный пожарный щит с красным ведром и багром. Багор тоже когда-то родился красным. По его обшарпанности было видно, что не одно поколение местных покойников постигало с ним азы противопожарной премудрости.

– Полный сервис. Открытое кафе «У покойника», – сказал я.

– Господин возражает? – спросил Пашка.

– Возражает. А толку?

– Вот это правильно. Вот это по-нашему! Возражать без толку – все равно что сотрясать воздух себе в убыток.

– Современная милицейская философия, – уточнил Алик.

– Давайте, давайте, – проворчал Пашка. – Не стесняйтесь. Поливайте краснознаменную в лице, так сказать, меня. На милицию теперь не плюет только ленивый. И только ввиду вышеупомянутого качества.

Красиво излагает, заслушаешься! Что значит специальное образование плюс многолетняя практика запудривания мозгов…