Прежде всего, и это заметно сразу, – много незнакомых «наших». Заокеанские гости сконцентрированы в левой части зала, они слегка разбиты рекордовцами, но чужаков явно больше.

Севкина заметная шапка волос возвышается над общим уровнем присутствующих, он динамично общается, без конца привстаёт, пересаживается. Это он переводит, догадываюсь я. Меня замечает сразу, подымает указательный палец, не переставая говорить. Ко мне подходит официант, что-то спрашивает.

– Маша, мы уже поужинали, может, ты что-нибудь хочешь заказать? – спрашивает Аристов.

Так я тоже ужинала, мы нажарили картошки с луком, мама сала из деревни прислала, отлично с картошечкой пошло.

– Нет, спасибо, я не голодная. – Вижу удивление на Сашином лице, чего, мол, отказываешься, за всё ведь заплачено.

– Может, буженинки, рыбки красной или язычок здесь хороший, – не отстаёт Саша.

Но меня как замкнуло. Хотели бы, чтобы я с вами вместе поужинала, пригласили бы раньше, так что сыты мы, премного благодарствуем.

– Водички бы минеральной, – соглашаюсь я, чтобы снять тему.

Ну, водички, так водички. Официант приносит запотевшую бутылку «Полюстрово», высокий стакан. Отлично, после картошки с салом – самое то. Попиваю из стакана, а сама прислушиваюсь к разговорам, оглядываю зал, пытаясь понять, где тут обещанный Майкл Муллалли.

Тут меня окликает Сева, которого американцы называют Стивом, машет рукой, приглашая в свою компанию, где слышна английская речь. Со стаканом в руке подхожу к Севкиному столу. Остатки пиршества весьма живописны, в рюмках явно не минералка, лица присутствующих оживлены, сразу видно – почти все иностранцы, только один, сидящий напротив и совсем не пьющий, – кто-то из наших. Вид не чиновничий, потому как чувствует себя не очень уютно, без привычки к застольям в кабаках. Оказалось, что это начальник какой-то секретной лаборатории высокомолекулярных соединений.

Майкла почему-то узнаю сразу – по свободной манере сидеть на стуле – нога не просто на ногу, а ещё и ботинок на коленке. А носки-то, носки! Бордовые, без плотной резинки – это носки сибарита, привыкшего к комфорту и уюту в любых ситуациях. Впрочем, носки без резинки – чисто советский вариант, только обычно им нужны такие крохотные подтяжки на икре, а эти держатся сами… Пиджак снят и повешен на спинку стула, зато жилет не в тон пиджаку, а близнец-брат носков – тоже бордовый, слегка бесформенный. Ну, если за политикой я не слежу, то за модой всё же успеваю поглядывать. Такие «бабушкины» жилеты – последний писк французского подиума, а если американец следит за европейской модой, то это о чём-то говорит. Во-первых, человек богемный, во-вторых – публичный, в-третьих – открытый. Значит, наш брат-художник.

С этого момента весь океан событий стал омывать островок нашей тёплой компании. Сева-Стив, обрадованный моим появлением, стал меня представлять, я не успевала доставать визитные карточки. Меня все-таки усадили за стол и поставили бокал, тарелку с закусками. Немного вина – и прорезался полузабытый английский. Стив оставил меня на попечение Майкла, пересев за другой столик, где требовался перевод.

Я спросила Майкла, где он живёт в Штатах, он ответил, что в Нью-Йорке. У него пентхауз на Бродвее: один этаж занимает офис, а на другом – апартаменты, можно подниматься на лифте или по красивой винтовой лестнице с узкими окнами в стене. Спросил, была ли я в Нью-Йорке, я ответила, что нет, не уточнив, что в Штатах вообще не была, да и в Европе тоже. Зато я была во Вьетнаме, это его, похоже, поразило больше всего. Друг воевал во Вьетнаме, рассказывал много страшных вещей, Майкл даже подумывал, не снять ли фильм, тогда он занимался не только коммерческим кино, да и сейчас имеет цель…