Элиза скрещивает руки на груди с выражением неприязни на лице. Думаю, она не слишком благосклонно отнеслась к его замечанию о своевольных молодых девушках… как будто своеволие – это плохо.

На самом деле, мне его слова тоже не понравились.

– Значит, вас раздражает, что у нее есть свое мнение относительно того, как должен вести себя ее персонаж? Персонаж, которого она играет уже три сезона?

Ноздри Гильотины раздуваются:

– Я режиссер, босс. А Лейла Джей – всего лишь актриса.

– Мне казалось, что босс здесь продюсер, – замечаю я. – Вольфганг Вестовер.

Гильотина снова взрывается:

– Даже не упоминайте об этом фигляре!

– Фигами виляли! – Фрэнк прикладывает сложенные фигой пальцы пониже спины и гордо виляет ими.

– Вот именно, – кивает Гильотина. – Он может сколько угодно называть себя боссом, но у него никогда не будет моего художественного видения этого телевизионного шоу. И что хуже всего, он не знает, как контролировать Лейлу. Он позволяет ей строить из себя самую умную. Усту пает ее требованиям, дает все, что она захочет. Я единственный, кто видит ее такой, какая она есть: избалованное отродье.

Элиза, Фрэнк и я резко вдыхаем. Он зашел слишком далеко, назвав пропавшую девушку «отродье». Особенно после того, как упомянул ее в прошедшем времени. В моей голове звучит сигнал тревоги. Но в то же время, будет ли настоящий преступник открыто выказывать свою ненависть к жертве, зная, что мы расследуем ее исчезновение? Никто не может быть настолько глуп, верно?

– Послушайте, – нарушает тишину Гильотина. – Если вам нужны дополнительные доказательства недостатков Лейлы, вам следует поговорить с ее агентом или с ее мамой.

– Почему?

– Лейла ругалась с ними обеими. Я хочу сказать… если Лейла ссорилась со мной, Брэдом Брэдли, Агатой Таггл и Мириам Джей, то общий знаменатель здесь один – Лейла. – Он поправляет галстук. – Если это все, что вам от меня было нужно, мне пора идти в лес.

– В лес? – переспрашиваю я.

– Ну ты же не думаешь, что мы проводим весь день внутри? – говорит он. – Это место, где мы снимаем сцены на открытом воздухе, когда не используем зеленый экран. Примерно в полумиле отсюда, все еще на территории студии. – Он выходит за дверь реквизиторской, затем оборачивается и говорит: – Уберите этот беспорядок.

И исчезает.

– Ого, – выдыхаю я. – Он просто ужасен.

– Настоящая какашья морда, – соглашается Фрэнк.

Элиза начинает убирать реквизит, который мы вытащили из ящиков.

– Не могу поверить, что ты позволил ему уйти, несмотря на то что он упомянул ее в прошедшем времени. Я была уверена, что ты спросишь его об этом.

Я пожимаю плечами:

– Иногда лучше не загонять подозреваемого в угол. Кроме того, мы знаем, что он допустил ошибку. И он знает. И он знает, что мы знаем.

– И мы знаем, что он знает, что мы знаем, что он знает, что мы знаем! – тараторит Фрэнк.

– У меня голова идет кругом!

Элиза закрывает сундук с реквизитом и поворачивается ко мне. Она задумчиво прикусывает губу.

– Так ты думаешь, Гильотина имеет какое-то отношение к исчезновению Лейлы?

– Пока рано говорить, – говорю я. – Но ведет он себя определенно подозрительно.

– Как и Брэд Брэдли.

– Как и Фрэнк! – восклицает Фрэнк.

Затем он берет волшебный посох – тот самый, что был у Королевы Ведьм, когда она сражалась с Аурелией в конце первого сезона. Этот посох практически священен для нас с Элизой. Но Фрэнку все равно, он небрежно размахивает им. Мы с Элизой отскакиваем назад, чтобы избежать удара.

– Куда теперь? – спрашивает Элиза.

– Нам все еще нужно поговорить с Луизой, – напоминаю я ей. – Брось, Фрэнк. Опусти посох.

– Но я собирался уничтожить все человечество! – ноет тот.