Вот только… мы не внутри. Ящик остается запертым.

Внезапно раздается сигнал тревоги.

УА-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!!

Я роняю коробку, экран трескается.

– Что вы делаете? – раздается резкий голос от двери. Рядом с Гильотиной стоят два охранника. – Это частная собственность! – кричит режиссер. – Рыться в моих вещах без ордера на обыск незаконно. Отойдите от моего стола!

– Ладно, ладно, – примирительно говорю я, поднимая руки.

Элиза следует моему примеру, а вот Фрэнк тычет указательным и большим пальцем в Гильотину и заявляет:

– Этот город слишком мал для нас обоих.

– Уберите их отсюда, – приказывает Гильотина, щелкая пальцами.

Охранники хватают нас за запястья и вытаскивают из кабинета. У Гильотины на лице сияет широченная самодовольная улыбка.

– Куда вы нас ведете? – спрашиваю я охранника, который тащит меня за собой.

Мы покидаем Восьмую студию, и нас тянут по дорожке, ведущей от студии «Бербанк» к бетонному зданию без опознавательных знаков.

– Туда, куда отправляются все плохие актеры, – в Тринадцатую студию – студию позора!

Он открывает дверь и толкает меня внутрь – в заброшенное помещение, тускло освещенное мерцающими огнями. Внутри только куча бесконечно причитающих актеров.

– Я забыла свои реплики! – кричит какая-то женщина, хватая Элизу за плечи.

– Это еще ничего! – завывает кто-то еще. – Я неправильно встал под освещение.

– Я совершил худшее преступление, какое только может совершить актер, – чихнул на продюсера! – шепчет мужчина.

– Я споткнулся о проволоку.

– Я подстригла волосы на два сантиметра короче, чем надо!

– Какой позор! Позор! – стонут все актеры. – Ужас, ужас!

Они сгрудились вокруг нас, как зомби, – и их слишком много. Мы в ловушке…

ДЕЛО ЗАКРЫТО

МЫ РЕШАЕМ ВЕРНУТЬСЯ в студию. Луиза дала нам так много информации о потенциальных подозреваемых, что было бы глупо не поговорить с ними. Мы можем ничего не найти в лесу, но обязательно что-нибудь обнаружим, если расспросим потенциальных злоумышленников.

Студия переполнена членами съемочной группы и актерами, которые выглядят так, словно снимают очередную сцену. По воздуху летают пончики, и Брэд Брэдли выполняет трюк перед зеленым экраном: сидит на метле, пытаясь поймать их ртом. Я не знаю, зачем и что, черт возьми, происходит в четвертом сезоне. Но мне это кажется волшебным. И Фрэнку, у которого практически текут слюнки, видимо, тоже.

– Я считаю, нам надо повторить этот трюк, – говорит он. – Пойдемте купим суперпончик!

– Думаю, нам нужно кого-нибудь допросить, – возражаю я.

Но, когда я оглядываюсь вокруг, у меня складывается впечатление, что все заняты шоу. Брэд играет. Гильотина снимает. Вольфганг что-то записывает в блокнот. Таггл сидит за компьютером в углу. Мириам Джей нигде нет. А Луиза осталась снаружи.

Я оборачиваюсь и вижу единственного человека, с которым не хотел бы встретиться: маму.

Она подходит к нам и, даже не поздоровавшись, выхватывает у Элизы блокнот. Жаль, что та не убрала его до того, как мы вернулись в здание.

Но теперь уже слишком поздно. Мама переводит взгляд с записей Элизы на меня. Потом снова на записи Элизы. Потом снова на меня.

Мне хочется провалиться сквозь землю.

– Ты проводишь расследование, – говорит мама. – Не так ли, Карлос?

Я РЕШАЮ СДЕЛАТЬ вид, что не заметил оговорку Гильотины. Что бы это ни означало, нельзя давить на него слишком сильно.

Поэтому Гильотина делает глубокий вдох, нервно завязывает конский хвост у себя на голове и продолжает:

– Как я уже говорил, работать с Лейлой – настоящий кошмар. Едва ее назначили на должность исполнительного продюсера, она стала бросать мне вызов по любому поводу. На каждое режиссерское решение у нее был какой-то вопрос, комментарий или жалоба: «Нет, не так, мистер Чен», – передразнивает он высоким голосом: – «Я думаю, что мой персонаж должен здесь заплакать». Кто, в конце концов, здесь режиссер? – восклицает он. – За двадцать лет работы в индустрии я никогда не видел такой дерзкой, наглой и своевольной девушки!