– Да здравствуют трудящиеся города Шаффурта.

– Смерть угнетателям!

– Долой половое неравноправие.

Шествие вызвало заметный интерес у горожан. Коммунары дефилировали, при большом количестве зевак. Народ пребывал в стойком недоумении и разглядывал, задержанных злодеев, молча. Даже детвора кидалась в них грязью, без особого пыла. А, когда разнесся слух, что эти двое, которые верещат непонятно о чем – бабы, зрители вообще лишились разума. Пока задержанных довели до Соборной площади, революционная активность, у них, упала до нуля. Только Марта Харрис, видимо под впечатлением от местной романской архитектуры, попробовала продолжить манифестацию.

– Да здравствуют бессмертные идеи товарища Ленина. – Крикнула она. Тут, прилетевшая из тьмы веков, скомканная коровья лепешка, залепила Марте все – глаза, рот, нос. И, на этом акция протеста окончилась. Окончательно.

В Тюремной башне все четверо сразу же стали требовать адвокатов.

Если к девушкам продолжали относиться насторожено, и молча, сносили их заклятья, то едва Маркантонио заявил, что имеет право на телефонный звонок, то сразу же лишился трех передних зубов. Одного нижнего и двух верхних.

Поэтому Браудер, поддерживать начинание товарища не стал и, закрыв рот, ждал продолжения этого недоразумения.

Вскоре стало ясно, чем вызвана задержка. На второй этаж башни поднялся молодой мужчина в хорошем бархатном костюме. С бляхой на груди. В шляпе, перевязанной трехцветной лентой.

– Такое дело, ваша милость. – Обратился к нему тот стражник, что был за старшего. – Вот, задержали.

– Ну!

– Без документов. Только какие-то книги с личинами, при них были.

– Вам же все растолковали!

– Тут, казус вышел.

– О каком казусе, тут может идти речь?

– Так двое – бабы, ваша милость!

Магнус Карачун, нотарий городского суда и подмастерье Гильдии Алхимиков, задумался лишь на мгновение.

– Говоришь, заклятья произносили? Что говорили?

– Трудно сказать. Да и язык не поворачивается.

– Тебе, под присягой, свидетельствовать придется, так, что вспоминай.

– Пролетарии соединяйтесь, кричали.

– Это дело серьезное. Баб в колодки. Мужики пусть пока наверху посидят. – Скомандовал Карачун.

От мыслей о том, что простоватый бургграф прибегает к уловкам и возит его по кругу, чтобы преувеличить территорию своих владений, Кристоф Абеле пришел в хорошее настроение. Его фигура вновь обрела имперское величие, взгляд стал надменным. Только продолжалось это недолго. Только до той поры, пока кареты ехали по лесу. Как только выехали на открытое место, взгляду чрезвычайного посланника, открылся город. Город Шаффурт, во всей красе и величии.

Абеле увидел стены, башни и бастионы. И разноцветные флаги, реющие над ними.

– Смотри-ка – город! – Ужаснулся он. – Большой, к тому же. Настоящий! Но ведь судя по донесениям Хагена, тут должна быть деревня…

– Благодарю, ваша светлость, за приятную поездку. – Поклонился Ансельм фон Штеерхоф. – Однако мне пора занять положенное мне, по ранжиру, место.

Когда кареты покатили дальше, имея в авангарде имперских кирасир, а в арьергарде лейб-гвардию бургграфства, Абеле достал флакон одеколона и обильно смочил им пропитанную потом одежду.

У ворот города, посланника ожидала торжественная встреча, в лице городского совета и толпы горожан.

Пока произносились торжественные, положенные по протоколу речи, имперский секретарь отметил богатые убранства городских советников и добротную одежду горожан. Даже бляхи на груди советников, кажется, были полностью золотыми, а не позолоченными. Об этом можно было судить по тому, как тяжело и добротно, эти знаки отличия, отвисали, когда советники отвешивали реверансы.