В этих журнальных историях часто говорится, что открытие лекарства от депрессии – дело ближайшего времени. Они описывают депрессию как сугубо биологическое заболевание, лучше всего излечиваемое антидепрессантами вроде Прозака, суля «дивный новый мир», в котором мы будем выбирать себе личность так же, как выбираем, например, одежду в универмаге. Прозак и другие препараты замечательно помогают некоторым людям, но тезис, что депрессия – целиком вопрос биологии, непомерно раздут и представляет собой разновидность детерминизма, который я нахожу неприемлемым. Простые рецепты и теории соблазнительны, поскольку они предлагают ясные и аккуратные объяснения. Проблема в том, что социальная реальность – весьма неустойчивая штука, и простые рецепты редко дают ключ к ее пониманию. Свою книгу я рассматриваю, в сущности, в качестве противоядия от слишком поверхностных биологических истолкований депрессивного расстройства. Бесспорно, у плохого самочувствия есть биологические предпосылки. Однако предполагать на этом основании, что депрессия объясняется скверной биологией, – значит вводить в заблуждение. Как социолог, пишущий о депрессии, я, помимо прочего, призываю быть предельно осторожными в увлечении теориями, которые объясняют происхождение болезни каким-то одним фактором.

Однако с моей стороны было бы ошибкой считать, что все до одного медики капитулировали перед биологически-редукционистскими теориями депрессии. Приведу слова одного из анонимных рецензентов, ознакомившихся с планом этой книги в самом начале моей работы над ней. Обычно издательство посылало экземпляры глав на отзыв к моим коллегам-социологам, но один рецензент оказался психиатром, и он полностью разделил мои сомнения по поводу направления, которое приняла современная медицинская мысль в отношении депрессии. Вот что он думает о «давно назревшей» необходимости присмотреться к субъективному опыту депрессии:

Психиатры часто упускают из виду, что исследование нейромедиаторов – это только эвристический инструмент. Полученные с его помощью знания о лекарствах позволяют нам вмешаться в самых экстремальных случаях, когда нужно облегчить непомерные страдания человека. Благодаря этому облегчению пациенты могут найти настоящую, более действенную помощь в мире социальных и личностных смыслов и отношений. Ошибка профессионалов не в том, что они опираются на биологические исследования и используют полезные препараты для лечения, например, клинической депрессии, а в том, что они постепенно сводят объяснение того, что такое депрессия, исключительно к биологическим и фармакологическим составляющим. Я допускаю, что в один прекрасный день у многих форм депрессии будут обнаружены общие биологические признаки (например, снижение уровня серотонина в некоторых областях коры головного мозга). Но я убежден, что это лишь «признак» депрессии, а не ее «смысл». В поисках смысла нам придется изучить непрерывное и изменчивое взаимодействие человеческих переживаний, которые всегда социально обусловлены, и те самые открытия нейробиологов – один из множества их источников.

В завершение еще одно соображение о моей роли автора и исследователя. Я считаю главной своей задачей дать высказаться собеседникам; их мысли, чувства и переживания – душа этой книги. Разумеется, я мог передать только часть того, что они мне рассказали. Объем данных вынуждал меня проявлять избирательность, решать, какие части их свидетельств представляют наибольшую ценность. Принимая это решение, я старался бережно отнестись к ярким, разнообразным, сложным и тонким оттенкам их жизни. Я знаю, что мудрость, заключенная в каждой из этих историй, значительно облегчала мне жизнь. Поэтому перед всеми, кто не пожалел времени и поделился со мной своими мыслями и опытом, я в неоплатном долгу, несопоставимом с обычным долгом ученого.