ПоэZия русской зимы Алиса Орлова, Мария Ватутина
Коллектив телеканала RT выражает особую благодарность авторам оригинальных иллюстраций – художнику телеграм-канала «Я вижу» и Анне Рузметовой – за их бескорыстную помощь в создании сборника.
Авторы оригинальных изображений:
Телеграм-канал «Я вижу»
Анна Рузметова
Над сборником работали:
Маргарита Симоньян
Яна Довгаленко
Анна Белкина
Татьяна Басина
Нина Каргина
Ирина Володина
Роман Васильченко
Оксана Коткова
Авторы
Александр Антипов,
Александр Пелевин,
Алиса Орлова,
Алиса Фёдорова,
Анна Долгарева,
Анна Ревякина,
Влад Маленко,
Владимир Скобцов,
Герман Титов,
Динара Керимова,
Дмитрий Артис,
Дмитрий Мельников,
Дмитрий Молдавский,
Дмитрий Трибушный,
Дмитрий Филиппов,
Екатерина Годвер,
Игорь Караулов,
Инна Кучерова,
Ксения Першина,
Лада Пузыревская,
Лаура Цаголова,
Мария Ватутина,
Наталья Денисенко,
Ольга Старушко,
Софья Юдина,
>Юрий Волк
© ООО "Лира", 2025
© АНО «ТВ-Новости», составление, оформление, 2024
Дорогие друзья!
Этот сборник – наш шаг в стремлении объединить тех, кто всегда знал, что за русской весной обязательно придёт русское лето.
Переломные моменты истории всегда находят своё отражение в культуре. И в поэзии – в первую очередь. Мы считаем, что голос этих людей должен быть слышен.
С уважением и благодарностъю, команда RT
Александр Антипов
Богатыри
Казалось бы – до неба три версты,
Четыре остановки на маршрутке.
А сядешь – и опять кресты, мосты,
Кусты дождей, и ты вторые сутки
По пробкам добираешься в объезд
И вспомнишь пулемётчика Серёгу,
Слова его: «Доеду, вот те крест,
Ты только не загадывай дорогу.
А там, небось, успею дотемна,
Пока гроза не вышла мне навстречу.
До неба три версты, и жизнь одна,
И жизнь одна, а смерть я не замечу».
И вовсе нет сомнений – он дошёл,
Да только скинул весточку хотя бы.
В каком-то из небесных, значит, сёл
Он загулял, а с ним братва и бабы.
Какая-то случайная звезда
В его солдатской плавает посуде.
А снизу заполняют поезда
Невидимые маленькие люди.
В числе таких невидимых и мы
Всё едем, вспоминая про Серёгу.
До неба три версты, как до зимы,
Где нас никто не встретит, слава Богу.
Был прав Серёга, что ни говори,
Смекнув: «Да нет, Россия – не разиня…»
Гляди, как спят в купе богатыри,
Все три: Илья, Алёша и Добрыня
«Что в булочную очередь, что очередь в герои…»
Пацанам
Что в булочную очередь, что очередь в герои —
В любую неизменно наугад
Колоннами смущёнными по двое и по трое
Одни и те же мальчики стоят.
Стоят за ними девочки, за мужем или сыном,
Для внуков объясняя сказку так:
Попали в плен под Горловкой Незнайка с Буратино,
Но спас их от беды Иван-дурак.
И не понять холёному милашке спайдермену
И прочим властелинам всех колец,
Что эти наши мальчики готовятся на смену
Чужим супергероям наконец.
И каша смыслов варится, и русское в опале
У тонких псевдорусских культперсон.
Но разве наши мальчики в герои помышляли,
Бахмут освобождая и Херсон?
Их не покажут массово на кассовом экране,
Не выберут лицом ПАО «Нефтьпром».
У них не деньги левые, а три звезды в кармане,
Они живут в землянке вчетвером.
Пройдут протесты пошлости по улице Заречной,
Весна пройдёт, как буря или месть.
А эти наши мальчики останутся навечно —
Они Россия, в общем-то, и есть
Снежная баба
По образу-подобию учителя истории
Слепила бабу снежную в посёлке школота.
У них работа спорилась, они друг с другом спорили,
И двор был, как вселенная, в которой суета.
Учительница гневалась, но баба-то ей нравилась.
Пришла с работы оттепель – и бабы след простыл.
Весна за эту оттепель дождём потом проставилась,
И у забора ветхого оттаял ржавый ЗиЛ.
Одно и то же облако по небу плыло лодочкой,
И пацаны на великах гоняли взад-вперёд.
А как июль наметился своей вишнёвой мордочкой,
По сонной главной улице ударил миномёт.
Учительницу ранило, а пацаны отправились
На этих самых великах в волшебную страну.
Свистели мины, падали, им очень это нравилось —
Они с рожденья самого боятся тишину.
Для бравых миномётчиков то дело было маленьким —
У них давно по ордену, их семьи очень ждут.
А неприцельно жахнули – так там одни москалики
И, значит, орки новые из них не подрастут.
А приключилось это всё в две тысячи пятнадцатом,
И пацанам тем было бы сегодня двадцать лет.
По киевскому телику галдят: «У нас нет нациков!»
Да только баба снежная не верит в это, нет.
Её слепила заново по образу-подобию
Учителя истории другая школота.
Стоит бабёнка снежная у детского надгробия,
И по соседней улице работает арта
«Перед атакой сказал старшина…»
Перед атакой сказал старшина:
«Как ни кричи, что Россия – восток,
Русская жизнь только русским важна.
Помни об этом, браток».
Степи-саванны проснулись вдали —
Будет хороший в Днепре водопой.
Мину погладив, торчит из пыли
Цвет василька голубой.
Серые танки – потомки слонов,
Всё-таки Африка ближе, кажись.
– Серый, огонь!
– Есть, товарищ Попов! —
И продолжается жизнь.
И малоросский звучит говорок
В голосе этих донецких ребят.
Русский солдат – это русский пророк,
Так ведь у нас говорят?
Харон
Машина катится по полю —
Не грузовик, а сирота.
Антона, Виктора и Толю
Везёт в себе машина та.
Они убиты в Запорожье,
И командир их там убит.
Трясёт машину бездорожье,
Что так иных шофёров злит.
Вот только этого – едва ли,
Ему давно знаком маршрут:
Парней он возит на «Урале»
Почти что год, как служит тут.
А кузов полон – так в прицепе
Рядами едут пацаны,
Хоть сам он кроме этой степи
Не видел, собственно, войны.
Погрузят-выгрузят – и трогай.
Геройства нет, и страха нет.
Лишь в кобуре висит убогой
На всякий случай пистолет.
Не видя лица пассажиров
И никогда не знавши их,
Шофёр ведёт машину живо,
Как будто сам везёт живых.
А пацанам-то по итогу
Неведом тот и этот свет.
Но, впрочем, он их возит к Богу,
И вот у Бога мёртвых нет
«Над крышей немосковской средней школы…»
Над крышей немосковской средней школы
Торчит луна в последней трети мая.
Здесь подрастали дети кока-колы
В провинции бесплатного вай-фая.
Засвеченные плёнки детской веры
Лежат в эмалированной коробке.
Из пионера путь в пенсионеры
Проделала отчизна очень робко.
А мир ещё бликует ярко-красным,
Как будто бы его не обманули.
Да только вот теперь уже неясно —
Далёкое прекрасным назову ли.
Прекрасное замешано на страхе,
За словом по карманам лазать плохо
Таким, чьи светлы головы на плахе,
Чья Родина – поля чертополоха.
А дети, эти белые листочки,
Всё по ветру кружили да не знали,
Что, хоть у них душа без оболочки,
Задень её – она подобна стали.
Им двадцать лет, и снится сон весёлый:
Экзамены сданы, шпаргалки смяты.
Под крышей немосковской средней школы
Спят перед штурмом русские солдаты
«Пока одни в окопах – другие в чартах-топах…»
Пока одни в окопах – другие в чартах-топах,
И тем и тем от этого смешно.
Мальчишки и девчонки мечтали о Европах,
Но заперто петровское окно.
Вот перед нами зумер и блогер Третьеполов,
Родившийся в двухтысячном году.
Он ненавидит люто татаровых монголов
И презирает русскую орду.
А вот сержант Артёмов с медалью за отвагу
С пятнадцатью друзьями в соцсетях.
Он не успел скататься попить пиваса в Прагу,
Но русскою ордою он пропах.
И блогер Третьеполов, и штурмовик Артёмов
Воспитаны одной эпохой «пост»:
Пост-время, пост-ирония, стоит апостол тёмный,
Живёт Беслан, играется «Норд-Ост».
Идут сержант и блогер одним июньским полем,
И вот они встречают города,
Где после гей-тусовок и баров с фейс-контролем
Опять родилась русская орда.
От русского у русских один язык остался —
Такой большой мы видели беду.
А мне в такси водитель-монгол один признался,
Что он теперь за русскую орду
«Война как слышится, так и пишется…»
Война как слышится, так и пишется
И выбирает язык сама.
Читай историю, эта книжица —
Есть горе горькое от ума.
Война кочует, окопы роются —
Ну вот и к нам добрались опять.
Пожав плечами, Святая Троица
В окопы эти идёт гулять.
Россия – наша большая мельница.
Подует ветер вперёд-назад —
И вновь она не мычит, не телится,
Войну предчувствуя как азарт.
Война, война – урожай безверия,
Итог наивности прошлых лет.
Ах, птица-тройка, ах, кавалерия,
Несёшься в бой, а потом на свет.
Ведь это наша теперь традиция —
Как на работу на смерть ходить,
Чтоб завтра солнышко круглолицее
До новой жизни тянуло нить.
А русский свет только так и строится,
Когда провала России ждут.
Но птица-тройка летит за Троицей
И не находит себе приют
Светлячки
В начале новых дней случилась тьма,
Такая, что и свет сводил с ума.
Его теперь не то чтобы боялись —
Над светом насмехались.
И повторяли: «Нам за много лет
Насильно навязали этот свет».
Но тьма влекла, как истина, как сила —
Она теперь царила.
Ночь разлилась снаружи и внутри,
И под запрет попали фонари,
А также зажигалки и лучины —
От света отлучили.
На улице Лампадной сгоряча
Поразбивали лампы Ильича,
Сносили бюсты Солнцу повсеместно,
Крича: «Им тут не место!»
И даже те, кто помнил бывший свет,
Терпели тьму: «Пускай рассвета нет
И марширует мрак бесперебойно —
Зато живём спокойно».
А детям прививали немоту,
Чтоб славили повсюду темноту.
Но были те, кто свет попрятал в храме,
Их звали светлячками.
О, в них плевали, вдруг узнав о том,
Что свечку приносили в чей-то дом.
Полиция теперь за эти нравы
На них ведёт облавы.
Их проверяют, отправляют в суд:
Не ждите, светлячки, вас не спасут.
А тени тьмы твердят, как и вначале:
«Мы свет не отменяли.
Всё это выбор местных, им видней,
За тьмой прогресс и будущее в ней».
И светлячков почти что не осталось:
А что мораль и жалость?
Когда черно, то их в помине нет,
Но, светлячки, не поминайте свет:
Запомните, что он придёт до срока,
