– Но кому они нужны, эти… как их… изразцы? – вспомнил слово Саша, – что в них особенного?

– Всё, что создавалось человеком, юноша, – тоном учителя проговорил Николай Павлович, – тем более, в редком количестве, является антиквариатом, в том числе и эти печи, а потому уничтожать их, откалывать эти изразцы равно вандализму, насмехательству над титаническим трудом мастеров прошлого столетия.

Он говорил так тихо и уютно, хотя и сложно для невосприимчивого ума данного молодого человека, но слушал он Николая Павловича с удовольствием, завороженный его словами.

Это был конец рабочего дня.

Саша и ещё несколько парней расчищали остов старых конюшен, когда один мужчин вдруг присел на корточки и стал разгребать землю перед собой, а потом взял в руки что-то странное, издалека похожу на некую палку, а потом вдруг распрямился.

– Эй, мужики! – позвал он негромко, – идите-ка сюда!

Рабочие поспешили на зов, оставив своё занятие, и, когда Саша подошёл ближе, он увидел в руке мужчины пожелтевшую от времени кость, и невольно присвистнул.

Кто-то из мужиков перекрестился, кто-то покачал головой.

– Похоже, кто-то тут кого-то когда-то шлёпнул, – с чувством сказал нашедший, и кивнул на землю, – там, похоже, ещё есть этого… Череп человеческий точно виднеется, и ещё какие-то кости…

– И чего с этим делать-то? – озадаченно проговорил другой.

– Надо прораба позвать, – неуверенно проговорил Саша.

– Да, блин! – кивнул нашедший, – а он позвонит хозяину, тот примчится с историками, и горела наша работа синим пламенем! Нет уж, надо их выбросить где-нибудь неподалёку, и дело с концом!

Все разом поддержали эту идею, но в Саше всё вдруг воспротивилось такому нечестивому поступку, и он решил сделать всё по-другому.

– Давайте, я их где-нибудь закопаю, – предложил он, с надеждой взглянув на остальных, – хотя, я молитв не знаю, но видел церковь неподалёку, куплю книжонку, прочту молитву, так и быть.

– Как-будто остальные знают! – усмехнулся нашедший, – забирай тогда скорей эти кости и уноси подальше, чтобы прораб не засёк.

Они выкопали оставшиеся кости, которые Саша сложил в непрозрачный полиэтиленовый мешок, и унёс как можно дальше в лес, и, стараясь быть незамеченным, закопал их под повислой берёзой.

Он постарался утрамбовать землю, чтобы ничего не было видно, и закидал ветками полыни, которая росла тут в изобилии.

Он взял лопату и пошёл по тропе, но вдруг остановился, задрал голову и замер, глядя на макушки берёз, листву которых качал ветерок.

Казалось, ветер что-то нашёптывал молодому человеку, и он, тряхнув головой, избавившись от наваждения, медленно пошёл назад, к дому.

В церковь он решил не заходить, просто перекрестил погребённые кости и вернулся назад, на работу.

Николай Павлович не заметил его отсутствия, и работа продолжилась в том же темпе, казалось, словно ничего и не было.

Вечером после ужина рабочий, который нашёл кости, подошёл к Саше и потихоньку спросил его:

– Закопал? – и тот кивнул, – в церкви был? – но, увидев отрицательный кивок, сдвинул брови, – а почему? Надо бы…

– Знаешь, Андрей, – вдруг с пылом проговорил Саша, – я во всю эту церковную ерунду не верю! Мама всегда говорила – Бога нет! Да и я, когда, став взрослым, подрабатывал на одном кладбище, и увидел, как священник за пять минут чтения молитвы взял пятьсот рублей, при этом, не утруждаясь, а я за эти пятьсот рублей иной раз по двое суток пашу… Где справедливость? Монахи – другое дело, они постятся, ведут аскетический образ жизни, они работают руками на огороде… А святые отцы могут и вина выпить, и сало съесть в пост, а помочь своим родителям не считают нужным! Большинство священников просто богомолы, грехи свои отмаливают, хотя, буду справедлив, есть действительно хорошие святые отцы, но они, как правило, несут это в себе в детских лет, храня веру в душе.