Филипповна застыла Ленскими столбами, что за свою жизнь и не такое видали. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Она лишь незаметно писала на телефон тирады зятя. Так Филипповна делала даже со своим мужем. Это уже несколько раз облегчало ей жизнь.

– Слышь, а ты с парашютом-то прыгала? Представляешь, он же не всегда открывается, – хлопнул её по плечу Вован. – Тебе бы в покер играть. Верю, что налоговая тебя ничем не прошибёт. Понимаю, почему тебя батя выбрал. Интересно, понимаешь ли ты, почему он выбрал меня?

Через пару часов Колян получил аудиозапись от Филипповны. Там был явно слышен заплетающийся голос его кореша. Из записи была удалена первая часть, где упоминалась Филипповна. Для того чтобы Колян всё понял точно и наверняка, к записи прилагалась эсэмэс, что это ему планируется участь быть вброшенным где-то в тайге.


Если её дочь и была вдовой, то эта роль к ней не клеилась. Всё величие горя на себя приняла Филипповна, став королевой-матерью, оплакивающей зятя-сына.

– Не хнычь, ботокса на тебя не напасёшься, – цыкнула она на дочь. – Ты его никогда не любила. Не то что я. Он мой бог-сын, кровью скрепивший твой следующий брак и мой новый бизнес. Агнец, что рядился в волчьи шкуры. Что ни говори, любила я этого мальчика. Нравилось смотреть, как всё он думает, что обыгрывает. Но мой счастливый билет – джокер в рукаве. Не знаю, что больше рассердило Коляна: что его за силу не считают или про двух полудохлых крыс? Знание – сила. Главное, как информацию подать. Особенно если она абсолютно правдива. Сейчас придёт стилист. На похоронах ты персона номер один.

Филипповна всё рассчитала точно. Вован был балластом, грузом для семьи. Он должен быть сдан в утиль, как малиновый пиджак, что не подлежал перелицовке. Пусть все первоначальные накопления были сомнительного происхождения. Теперь пираты надевали на руки перчатки и отправляли детей учиться за границу, преимущественно в Лондон. Безусловно, Вован не мог не понимать, что ему ставят капканы, только вот ни разу не увидел холод и презрение в глазах тёщи.

– Марина, – поправила причёску Филипповна, – надеюсь, ты понимаешь, что твой муж был святым человеком, который пал жертвой несправедливости. Теперь ты всем расскажешь, что посвящаешь свою деятельность его памяти. Надеюсь, ты будешь жить долго и счастливо.


Вечером следующего дня федеральные каналы толпились в очереди за интервью у главы фонда «Посмертие». Женщина с безупречной репутацией, вдова известного московского бизнесмена отдаёт дань уважения мужу, претворяет в жизнь его последнюю идею. Соинвесторами проекта стали неизвестные предприниматели из АТР.

Встреча

Ты когда-нибудь встречался с богом? Не смейся, вопрос серьёзный. Не про музеи с пыльной живописью и холодными статуями. Не про церковь, куда ходят, лишь бы отметиться, будто у дьявола есть записная книжка с заметками: этот ходил и ставил свечку, огонь ему под котёл поменьше; а сверху и не бог, а строгий, но не очень внимательный учитель. Ему подсунешь плагиат из интернета – не заметит. Это вопрос про встречу. Про личного бога. Вот нас трое братьев. Казалось бы, общая мама. А у каждого – своя. Моя – застёгнутая на все пуговицы. Пучок такой, что ни одна волосинка не выйдет из общего строя. Из детства – только строгий голос: иди да братьев из сада забери. А для малого – тёплая. Ему уж под тридцать, а всё льнёт к ней, как телёнок. Среднего не поймёшь. Спросишь про мать. Ответит: ну мама как мама. Как будто что она, что пятно солнца на стене. У каждого есть свой Гоголь, свой город, своя Москва. Даже если ты никогда не был в столице, она живёт пучком ассоциаций и фантазий, что делает её почти живой. С богом всё сложнее. Чаще о нём не думают, как о чёрной дыре. Может, он и есть, а, может быть, и нет. Как жизнь на Марсе. У Ницше он умер. Но, чтобы умереть, надо было и жить. Я вот сам не знаю. Иногда кажется, зря приехал сюда. Был шанс поступить в лучший вуз страны, бросить всё это Приморье – за него и ухватился зубами. Тогда казалось, вырвался из капкана, теперь всегда будет солнце над головой. Столица – блеск огней. Но фальшивый. Думаешь, что звёзды, а это лишь фонарь слепит в лицо. Теперь ни здесь, ни там. Ни жилья. Ни толковой работы. Вернуться невозможно. Не повернуть реку вспять. Яблоня цвела, да цветки опали. Так и бухчу немного, разменивая жизнь на фантики банкнот.