Эта круговерть высасывает из меня силы.

Филипп ужасно злится. Всю неделю перед каждой процедурой он спрашивает: «Ну, в какой день?» – а я каждый раз отвечаю одно и то же: «Понятия не имею, зависит от овоцитов[7], доктор скажет, когда я буду готова».

Я все время плохо себя чувствую. Пухну от лекарств, есть не хочу – только спать, нервничаю, раздражаюсь. А мой муж либо не понимает, в каком я состоянии, либо просто не замечает. По вечерам я часто лежу на диване, держась руками за живот, а он спрашивает: «Ты что-то не то съела или дуешься на меня?» Ужасно видеть, что твой муж ни черта не понимает, а объяснять бесполезно.

Иногда мне все кажется бессмысленным.

Если я засыпаю у телевизора, Филипп говорит: «Ты все время усталая. Ни на что не реагируешь!»

Он уже трижды за два дня до процедуры выдавал один и тот же текст: «Я долго думал и понял – у нас что-то не так… Кажется, ты меня больше не любишь… Уверена, что нам стоит быть вместе? Мы друг друга не понимаем… Возможно, к лучшему, что у нас нет детей». У меня мозг закипает, я начинаю орать. В последнее время мы расстаемся – на словах – накануне каждой процедуры…

А на следующий день ровно в семь утра отправляемся в больницу. Рука об руку. Как зайчики. Иногда в приемном покое уже сидят человек двадцать, и я чувствую себя не живой женщиной, а номером, тем более что у медицинской команды чисто технический подход к манипуляциям, которые они совершают. Может, они скептики, почем мне знать, или мизантропы, но от них так и веет холодом. Я как-то раз попыталась обратиться к больничному психологу, но ему было некогда. Он сказал: «Давайте поговорим позже, мадам…»

Я захожу в кабинет, ложусь на кресло, и у меня забирают яйцеклетку. Знаете, что это такое?

Да, конечно. Вы ведь врач. Я много лет встречала это слово в женских журналах, но не реагировала… Теперь я крупный специалист.

Мне дают общий наркоз – короткий, они называют его «вспышкой», но все равно неприятно.

Филипп в это время сдает сперму, уезжает на работу, а потом возвращается за мной…

Что?.. Нет, мы никогда никуда не ходим, даже кофе не пьем. Муж отвозит меня домой, где я отхожу от наркоза, а сам торопится в офис.

Я ложусь в постель и дремлю. Самые слабые яйцеклетки умрут, а остальные не оплодотворятся, это непреложный факт. Даже если за окном идет дождь – я люблю дождь! – нельзя рисковать и поворачивать голову. Особенно если все происходит в понедельник. Реимплантацию проводят через два дня. Я жду и строю планы.

Раньше ждала и строила. Больше не строю.

В лаборатории, где работают Виолетта и ее муж Жиль Мейер, царило возбуждение. Ученые праздновали расширение-новоселье – им выделили сто квадратных метров площади в больнице Ларибуазьер.

В новых комнатах пусто, оборудование еще не привезли, и сотрудники воспользовались моментом, чтобы устроить вечеринку.

Бюджет не позволял размахнуться, и Виолетта предложила нанять для организации Наташу. Теперь она стояла в сторонке и наблюдала, как ее подруга суетится у буфета.

Все ждали прихода гостей: каждый член команды пригласил близких. Виолетта позвала младшую сестру, она давно собиралась ввести Мод в свой мир.

Она смотрит на часы. Хорошо ли поела дочь? Не скучает ли? Виолетта обещала заскочить домой и провести с Элизой немного времени, но не успела.

Не стоит чувствовать себя виноватой, уговаривает она себя. Малышка обожает няню, они наверняка отлично проведут время. Остались ванильные десерты? Нужно будет проверить. Записать не на чем, и Виолетта привычным жестом переодевает часы на другую руку – еще один «узелок на память».