– Но… Но я же тоже пыталась…
– Чего ты пыталась? – неожиданно зло рявкнула Есения. – Какого фига ты каждый раз нудела, что помощи по дому тебе не хватает? А твои рассказы идиотские, что Оксанка ночами спать не дает? У идеального Сереженьки не может быть замученной жены и орущего ребенка!
– Как же…, – Ксюша растерянно смотрела на разозленное лицо напротив, – но это же правда?
– А кому нужна твоя правда? – презрительно протянула временная заместительница. – Его маменька должна быть уверена, что ты – это лучшее, что случилось с ее сыночком, а не вечный источник проблем и требований.
– Но ведь это же не нормально – вешать все на себя! – пазл в голове Ксении отказывался складываться наотрез.
Есения в досаде всплеснула руками, с возмущением глядя в зеркало, и нравоучительно произнесла:
– Ну вот что ты за дура! Никто и не говорит, что надо все взвалить на себя. Надо, чтобы свекровь так думала!
– Я так никогда не смогу, – расстроенно проговорила Золотова. – Это же постоянно притворяться надо – при муже – одно, при свекрови – другое.
– Вот поэтому ты и сидишь сейчас в зеркале, – сердито прошипела собеседница, резко прекращая разговор и выходя из комнаты.
Ксюше стало совсем не по себе – было ощущение, что происходит что-то непоправимое. И сколько она ни пыталась себя успокоить – ничего не получалось.
Два следующих дня Есения отказывалась с ней общаться. Даже подходя к зеркалу, она делала вид, что смотрит просто на свое отражение, чтобы поправить прическу или подкрасить губы. А потом… А потом случилась та самая ночь, когда до слуха Ксении донесся скрип кровати и долгие стоны взаимного удовольствия.
Теперь уже она сама не подходила к зеркалу, когда к нему приближалась ее временная замена. Да та, кстати, и не делала попыток пообщаться. Ксюша не хотела, не могла ее видеть. И даже мысль, что Сергей не изменял ей, что он видел перед собой ее, Ксюшу, не помогала от слова совсем. Девушка вообще не представляла, как она сможет это забыть даже тогда, когда вернется обратно. Как же она ругала себя за собственную слабость! Но сейчас оставалось только ждать.
– Еще две с половиной недели, – шептала Золотова…
Сегодня ей в кои-то веки удалось увидеть Оксану, сидящую на руках отца. Девочка радостно улыбалась и махала ручками, внимательно поглядывая на зеркало. Ксении даже показалось, что дочь ее увидела, но это было, конечно же, не так, как бы ни хотелось верить в обратное.
– Неделя…
А сегодня в комнату неожиданно забрела Елена Александровна. Ходила и совала свой любопытный нос во все углы. Как же Ксюше хотелось высказать все, что она думает по этому поводу, особенно когда женщина, проведя рукой по подоконнику, поднесла руку к глазам, видимо, проверяя наличие пыли. «У себя бы так искала! – беззвучно кричала пленница зеркала, обращаясь к свекрови. – А здесь – я хозяйка!». Она помнила рассказы мужа о том, что его маменька никогда себя особо домашними делами не утруждала, ссылаясь на усталость после работы и твердой рукой распределяя обязанности на всех членов семьи. А потом у них вообще появилась приходящая домработница. И вот тут-то Елена Александровна и обзавелась привычками высшей аристократии.
– Три дня. Осталось всего три дня…
Терпения оставалось все меньше и меньше. И, как назло, за все два дня выходных никто ни разу в комнате не появился. Видимо, вся семья куда-то уехала. «А я?! Как же я?! Я же здесь! И это я должна гулять с Оксанкой и обнимать Сережу. Это я должна радостно проводить время со своей семьей, а не эта наглая самозванка!» – кричала Золотова, не в силах терпеть это одиночество. Она даже пыталась разбить зеркало изнутри, но ничего не получилось – стул не оставил на стекле ни одной, даже самой маленькой царапины.