После чего решительно встала, показывая, что разговор закончен. Бывшая Ксения Золотова, а теперь беспомощная пленница зазеркалья молча смотрела на мерзкую тварь, которой она подарила свою жизнь. Говорить было нечего и не о чем. Девушка понимала, что все ее слова, мольбы и слезы абсолютно бесполезны. Между тем, сделав пару шагов от зеркала, Есения обернулась и выдала убийственное:

– Да, кстати, имей в виду, что теперь ты сможешь общаться только с тем, кто позовет конкретно тебя, и больше твоих слов никто не услышит. Бонусный месяц, когда ты могла становиться отражением по своему желанию, истек пять минут назад. И поверь, я тебя не позову никогда. Так что учись молчать – сойдешь за умную. Когда-нибудь. В следующей жизни.

Свет в комнате погас. Или, может быть, это Ксения провалилась в какую-то темноту. Последней мыслью было: «Разве отражение может терять сознание?».

Ксюшины дни потянулись серым киселем. Она слабо помнила первую неделю после того страшного новолуния, которое отобрало у нее и ее саму, и ее любимых, и ее жизнь. Не было сил ни думать, ни плакать. Девушка лежала на полу около того самого серого пуфика, стоящего перед зеркалом, и смотрела в потолок. Она знала уже на нем каждую трещинку и каждый оттенок цвета. Легко могла бы определить по нему даже время, если бы время ее интересовало.

Однако постепенно апатия прошла. И Ксения вновь вернулась к единственному доступному ей времяпровождению – наблюдению за тем, что происходит по ту сторону стекла. Правда, событий там было немного. Потому что туалетный столик с зеркалом переставили в дальний угол за шифоньер, и теперь пленница могла видеть только узкую полоску комнаты около самой двери. И для такой передислокации были причины.

Это случилось, наверное, месяца через три с того момента, как Золотова попалась в ловушку демона. В этот день Ксении повезло, можно было сказать, что этот день – один из самых счастливых среди пелены абсолютной безнадежности.

В комнату притопала Оксанка, которая к году достаточно уверенно передвигалась на своих двоих. Причем притопала одна. Ксюша не раз наблюдала, как ее дочка учится ходить. Падает на попку. Иногда плачет, иногда недовольно пыхтит, но потом снова и снова делает попытки встать и пойти. Но всегда в эти моменты в комнате был еще кто-то. Отец или бабушка, или псевдомама.

Правда, ради справедливости, стоит заметить, что малышка выглядела довольной и развивалась согласно возрасту, то есть мама из Есении была хорошая. Признавать это Ксении было особенно больно. После каждого визита дочки она обычно рыдала по несколько часов, проклиная себя и свою дурость. Но отказаться даже от малейшей возможности увидеть своего ребенка не хотела и не могла.

Так вот, Оксанка, одетая в веселый розовый комбинезончик с желтыми утятами, деловито перебирая пухлыми ножками и сжимая в ладошке какого-то плюшевого зверя, протопала от двери прямо к зеркалу и внимательно начала разглядывать стекло и причудливую раму. Ксюша, затаив дыхание, рассматривала дочку, пользуясь такой редкой возможностью увидеть ее так близко.

– Маленькая моя, – шептали материнские губы, соленые от слез, – как же я тебя люблю! Как ты выросла! И как же мне жаль, что я могу теперь только смотреть на тебя. Приходи почаще, пожалуйста!

– Мама, – вдруг совершенно четко проговорила девочка, глядя прямо в глаза Ксении, и радостно улыбнулась.

– Оксанка, ты меня видишь? – ошарашенно прошептала девушка, не веря в происходящее.

– Мама, – еще громче и увереннее произнесла та.

– Боже мой, доченька, – севшим голосом начала говорить безумно счастливая мама, – это невероятно и…