– Морская пехота по тебе плачет, а ты тут в белом халатике у меня отсиживаешься, да двойной поёк получаешь.

Медбрат обнял мою голову своими ручищами через кресло за лоб и прижал её к спинке кресла. По просьбе врача, я открыл рот. Женщина – врач сказала:

– Я знаю, что тебе очень больно солдат, потерпи, пожалуйста, ещё немножечко, тебя нельзя делать заморозку.

Врач взяла инструмент похожий на плоскогубцы, ещё раз взглянула на снимок и выдернула мне зуб. Боли я почти не почувствовал. Только что-то жидкое, теплое заполнило мой рот, да противный гнойный запах ударил мне в нос. Женщина гордо держала серебристым инструментом мой зуб с пятнадцати миллиметровой кистой на конце, которая росла прямо с корня зуба. Я ещё долго сидел в кресле и сплёвывал поступающую жидкость, состоящую из крови и гноя. Мне значительно стало легче, я перестал дрожать от холода и постепенно голова просветлела. В это время врач показывала медбрату снимок и рассказывала:

– Ему когда-то лечили зуб, сломали кончик иглы полтора сантиметра, оставили в канале и поставили пломбу. Со временем корень загнил, образовалась киста, которая росла, а он всё терпел, кончик иглы вышел за пределы зуба, вокруг его образовался нарыв, ещё бы чуть – чуть и вы понимаете, это верхняя часть головы. Снимок останется у нас, если всё хорошо будет, пусть отмечает второй день рождения.

Врач поставила мне градусник под мышку.

– Где тебе лечили зуб, солдат, ты помнишь? Судить за такое надо! – Обратилась она ко мне, доставая градусник.

– В стройотряде в Белоруссии, пять лет тому назад. Бог ей судья, -

ответил я.

Женщина посмотрела на градусник и сказала:

– Температура падает 39,3 градуса. Сейчас, переодевайте его в больничную одежду, девятая палата, любая свободная койка. Завтра в восемь здесь у меня в кабинете. Врач закрыла рану тампоном. Я распрощался с сержантом и пошёл устраиваться на ночлег. Неделю я провёл в госпитале и вернулся в свою часть. Через две недели я тепло распрощался с капитаном Машновым Игорем Николаевичем, и меня отвезли к полковнику Пугачеву.

В округе проверили всю мою родню до третьего колена, взяли подписку о секретности. Полковник устроил меня в комендантскую роту, и оборудовал моё рабочее место в своём кабинете. Для меня поставили новый стол с телефонами. Полковник постепенно ознакомил меня с документацией объектов строящихся в округе. В документации я нашел столько ошибок, что главный инженер института Военпроект со своими ГИП-ами замучался исправлять их. Пугачёв Валентин Иванович оказался человеком хорошим и требовательным, если он уверен, что прав, то заставит любого работать, как надо. В нём была заложена, какая – то мужицкая чуйка. Он был в меру хитёр, добродушен и помнящий добро человек. На баталии с институтом он всегда брал меня и говорил:

– Ты нашёл, тебе и защищать свою правоту. Да и документацию, кому – то нести надо. У других полковников офицеры, адъютанты. А у меня ты вместо них. Я думаю, не прогадал, когда попросил солдата. Да и лишнюю ставку офицера для части сэкономил, – после этих слов Валентин Иванович смеялся во весь рот своих крепких зубов, довольный своим поступком.

Полковник заставлял меня предварительно готовить его к каждой встрече с институтом, красным карандашом делал пометки на листах чертежей и смет. Особенно тяжело институт исправлял свои ошибки в сметах, когда не хватало денег за счёт непредвиденных работ. Это и понятно, их генералу приходилось ехать в Москву и утверждать сметы в сторону увеличения. А за это по головке не гладили. Пугачёв часто посылал меня инспектировать объекты. Делать геодезические работы. Обязал отвечать по телефону с фразой: