– Я так с вечера быстрее согреваюсь.

Говорила она маме, когда та делала ей замечание.

– Любишь ты тепло, как кошка. С брата бери пример, он на ночь с себя даже майку иногда снимает.

Воспитывала она доченьку. Я быстренько отбросил с головы одеяло и попытался разбудить сестру. Алла не просыпалась, хотя и дышала. Я попытался её поднять и упал вместе с ней на кровать. Как я ослаб. До этого я легко мог носить сестру на руках длительное время. Сейчас, я её за руки вытащил в коридор. Она не шелохнулась, не пришла в сознание, но дышала.

– Вот он какой, угар.

Человек засыпает, не приходя в сознание. Угарный газ не имеет ни цвета, ни запаха. Вдруг, вспомнил я, материл по химии. В прошлом году у нас в посёлке угорела и умерла целая семья из пяти человек. Но они отапливались дровами, а тут уголь. Мне стало страшно. Я склонился над лежащей на полу сестрой, начал трепать её за уши, бить легонько по щекам. Алла немножко зашевелилась. Тогда я набрал в рот холодной воды и брызнул ей в лицо. Сестра открыла глаза. Я поверну её лицом к полу и приподнял голову. Она оперлась руками о пол и села. И тут её несколько раз вырвало. Ей стало легче, и она невнятно стала повторять плачущим голосом:

– Мне холодно. Мне холодно. Мне очень холодно.

Её тельце начало дрожать. Мы, держась друг за друга, встали на ноги. Я повёл сестру в зал и уложил в мамину кровать, накрыл ватным одеялом, и она скоро мирно уснула. Тут мне опять стало дурно. Я сел в коридоре на стул, поставил перед собой таз и уже не на пол, а сознательно начал дожидаться, когда меня вырвет. Мне становилось всё хуже и хуже, но не рвало. Тогда я заложил два пальца в рот и меня сразу вырвало. Меня рвало долго и много раз в основном жёлчью. Во рту было горько. Я пил воду и меня снова рвало. За этим занятием и застал меня отец, когда вернулся домой среди ночи, после устранения повреждения на линии связи. Оказывается поздним вечером, его вызвали на работу, и он торопясь, закрыл заслонку, не убедился, что уголь прогорел.

– Что тут происходит? Все двери в тамбуре настежь. И в квартире тоже. Перед крыльцом блевотина.

Но увидев меня, в одной майке залитой кровью, с распухшим окровавленным носом, с отёкшим лицом и тазиком в руках, замолчал.

– Что, что?! Угорели мы по твоей милости, если б не страшный сон, могли бы и не проснутся.

– А где Алла?

– Спит, твоя Алла, еле откачал. Спасли её плотно закрытая дверь, и дурная привычка укрываться с головой одеялом.

– А ты чего не спишь?

– А ты что не видишь? – Плохо мне.

Меня снова стало рвать одной жёлчью. Отец пошёл в зал проведал сестру. Закрыл входную дверь в квартиру. Двери в тамбуре он закрыл сразу походу движения на второй этаж. Меня перестало рвать, и он переселил меня на кухню. Увидев запёкшуюся лужу крови перед стулом., отец собрал её в помойное ведро и помыл полы на кухне и в коридоре. Я проверил свою школьную форму. Странно, но она не упала в лужу крови, а висела на спинке стула. Слава Богу, с ней всё в порядке, в сравнении со мной. Вдруг, меня начало знобить. Я подбросил угля в топку, снял майку и умылся тёплой водой до пояса. Но озноб не проходил. Отец видя, как я мучаюсь, предложил:

– Может скорую вызвать?

– Какая скорая? Мне на олимпиаду. Забыл что ли? К утру, надеюсь, отпустит, а так в больницу заберут.

– Какая тебе олимпиада? Ты себя в зеркале видел? Там все конкурсанты разбегутся.

– Ну и хорошо я займу первое место, – ответил я и припомнил, как бабушка Домна лечила озноб.

Принёс с кладовки молоко, вскипятил его. Затем налил его в пол литровую алюминиевую кружку, растворил в нем ложку меда, ложку сливочного масла и с трудом выпил содержимое. Я сразу согрелся, мне стало легче и меня потянуло на сон. Я сказал отцу, чтобы он разбудил меня в половине седьмого и спокойно уснул. Проснулся я сам в половине восьмого и понял, что проспал. Отец после бессонной ночи и перенесённого стресса спал без задних ног. Я быстро оделся и пошёл на восьми часовой автобус, но тот, как назло не пришёл, сломался. На попутках, я добрался до города. Три квартала прошёл пешком, нашёл нужную школу и класс, на десять минут опоздал. Водители, и по дороге прохожие, украдкой, бросали на меня косые взгляды, уж больно им не нравился мой вид. Наконец, я открыл дверь класса.