4
Пришёл апрель. Весна окончательно оформила свою прописку в Гомеле. Проснулись, налились животворящим соком почки на деревьях. В густых зарослях по берегам Сожа затренькали свадебные песни птахи. А я будто и не замечал всего этого. Занятия в училище и запойное чтение книг – таковым было мое времяпровождение в эти пахнущие весной апрельские дни.
Иногда я разнообразил свой досуг короткими беседами с Францевной да раз в неделю походами в кино. Единственное выдающееся событие за прошедшие две недели: я стал законным обладателем «Тёмных аллей» Бунина – уговорил-таки своего однокурсника продать эту книгу за пять рублей. До стипендии еще жить и жить. Придётся потуже затянуть поясок. Зато теперь «Антигону» и другие замечательные рассказы я смогу перечитывать, когда мне заблагорассудится.
Я почти уже не вспоминал о нашем мартовском походе к Мишкиной возлюбленной. Я отнёс этот ужин к разряду случайных встреч, которых в моей жизни ещё будет превеликое множество. Недолго посещал гостеприимную квартиру и Антипенко. Пока я вёл монашеский образ жизни, он завёл еще одну даму сердца. Но та жила в студенческом общежитии, поэтому ещё один ужин на халяву мне не светил.
Как-то за трапезой я спросил у Мишки: почему он порвал отношения с Зоей? Спешащий на свидание сожитель, давясь макаронами, отмахнулся.
– Да ну их – эту Зойку и её мамашу! Захомутать вольного стрелка задумали! В моём возрасте женятся только одни дураки!
Мне было немного жаль наивную и доверчивую Зойку, но, сняв с этажерки интересную книгу «Три товарища» Ремарка, я уже через минуту забыл о ней. И не вспоминал до сегодняшнего дня.
Сегодня испортилась погода. После обеда из брюхатых туч, зависших над городом, хлынул дождь. Да такой силы, что за полчаса превратил улицы города в бурно текущие реки. В такой ливень хозяин собаку на улицу не выгонит. Не выгнал себя на свидание и Мишка. Сначала лежал на кровати, скучал и поплёвывал в потолок. Время от времени докучал мне дурацкими вопросами, вроде: «Ты любишь пельмени?», «А правда, что электрическую лампочку изобрёл Ленин?»
Я дочитывал Ремарка в абсолютно плохом настроении. Я привык к тихим вечерам, благостному единению с книгой. И совершенно не понимал, как можно так бездарно транжирить время, бездеятельно валяться на кровати?
И когда Антипенко допёк меня очередным вопросом, я предложил:
– Лучше что-нибудь почитал бы, Миша! Дать хорошую книгу?
– Ты шутишь, что ли, Анатоль?! Я буду портить зрение и тратить время на всякий вздор! Неужели ты, в самом деле, веришь в выдумки этих писак? – Он сладко потянулся на кровати. – Жизнь в её конкретном живом виде – вот что может быть интересно! В ней случаются такие сюжеты, что твоему Бунину и Ремарку не снились.
Ну что с ним, оболтусом, говорить?! Если для человека чтение хуже неволи, разве его заставишь? У меня на самом деле от чтения устали глаза, и я подошёл к окну. Удивительно, как я не заметил, что дождь кончился? Ведь шумел-то! Стучался по крыше, по окну, как молящий о помощи прохожий в панике барабанит в дверь. А теперь за окном темно и тихо.
– Дождь кончился. Совсем! – сообщил я новость Мишке.
Тот в ответ лишь равнодушно зевнул.
– Что кончился – хорошо. Что поздно кончился – плохо. На свидание уже не пойдешь. Ну и ладно! Хоть высплюсь по-человечески. Гаси свет, Анатоль.
Мне не хотелось спать. Так рано я никогда не ложился. Но я не хозяин комнаты и должен считаться с желаниями сожителя. Хотя сам Антипенко мало когда считался с моим мнением – мог явиться со свидания в два часа ночи, врубить свет, без стеснения разбудить, чтобы поделиться радостью по поводу очередной победы на фронте любви.