– Хозяйка, а рюмки где? – тоном бывалого, съевшего не один пуд соли мужика спросил он.

– А это обязательно? – сказала тётя Паша. Но рюмки на стол поставила. Всё это время Зоя даже не оторвала свою круглую попку от табуретки, чтобы помочь матери. Хотя кто его знает: может так заведено в их семействе?

– Мы же не для пьянки, тётя Паша, а для соблюдения русского обычая! – Антипенко ловко сорвал пробку с бутылки и налил всем по полной рюмке. – Заинька! А тебе не много? – строго спросила хозяйка.

– Мама, сколько мне лет?! – Зоя стрельнула в неё укоряющим взглядом.

Я бы тоже хотел знать – сколько? Восемнадцать? Девятнадцать?

Но мать Зои не ответила на этот вопрос, а поднявши рюмку, произнесла простенький тост:

– Ну, давайте, гости! За вас молодых! Чтобы и любовь у вас была, и здоровье, и деньги! И чтобы никогда на земле не было войны!

Чокнувшись со всеми, тётя Паша выпила свою рюмку и отставила её в сторону.

– Мне больше не наливайте, – сказала она, – у меня от водки голова болит.

Зойка пила скромно – по третьей части. Почему-то скромничал и я. Зато Антипенко разошёлся не на шутку. Он наливал себе по полной рюмке, залихватски выпивал и нёс всякую ахинею, от которой даже меня тошнило.

Зоя – несмышлёная дурочка – смотрела на Мишку восхищёнными глазами и слушала его байки с открытым ртом. А вот тётя Паша, искоса посматривая на моего друга, время от времени недовольно морщилась: видимо, не нравились ей разбитные, хвастливые парни. Однако ко мне, воплощавшему скромность во плоти, относилась тепло, по-матерински, то и дело предлагая съесть ещё одну котлетку или попробовать салатика.

Ещё дома мы с Мишей распределили роли: он вешает лапшу на уши дочери, а я отвлекаю разговорами мамашу. Но я никак не мог решиться на откровенный разговор с хозяйкой – просто не находил хорошей запевки для него. И волей-неволей подставлял Антипенко. Наконец я решился на вопрос хозяйке – любой, лишь бы завязать с ней разговор.

– А вы давно в Гомеле живёте?

– После войны переехали, – ответила она. – Сама я из Речицы.

– Надо же! Земляки! А я из Василевич.

Эта была веская причина для сближения. Тётя Паша живо интересовалась моей короткой биографией: расспрашивала о родителях, учёбе, о том, есть ли у меня девушка.

– Не обзавёлся пока! – ответил я. – Учёба много времени отнимает.

Мой ответ понравился тёте Паше.

«Какой положительный мальчик!» – наверняка подумала она. И предложила:

– Ты очень мало кушаешь, Толя! Вот ещё – съешь котлетку!

– Спасибо большое! Я сыт!

Я действительно был сыт – наелся до отвала, как давно уже не трапезничал. Да пора было и честь знать. Миша уже дважды придавливал мне ногу под столом, всем видом показывая, не засиделся ли я слишком долго? Пообедал и домой. Нечего здесь третьему делать.

– Ты уже уходишь? – перешла она на «ты», посчитав, что познакомились мы достаточно близко.

Ах, если бы такой вопрос задала Зоя, а не тётя Паша! Разве я ответил бы на него утвердительно?

– Извините, но мне необходимо идти. Надо основательно подготовиться к завтрашним занятиям.

Тётя Паша провела меня до самой двери, помогла одеться.

– До свидания, Толя! Приходи в гости, когда только тебе вздумается! Наша дверь для тебя всегда открыта!

Как же я явлюсь без уважительной причины? Да и что мне делать в этой квартире – молодому и неженатому? Лясы с занятой, пожилой женщиной точить? Да и приглашение её, мне кажется, из разряда обычной вежливости. Пожелай я каждый день являться к ним на ужин, и от её доброжелательности и следа не останется.

Я вышел на свежий воздух. Вечерний Гомель был наполнен привычной суетой. Сновали троллейбусы, автобусы и редкие в этот час легковушки. Не спеша прогуливалась по улицам молодёжь – парочками и небольшими компаниями. Было тихо и безоблачно. Даже свет уличных фонарей не мешал любоваться звёздами. Я вспомнил своего брата Лёшу. Это он научил меня любить ночное небо. Там, в Василевичах, мы смотрели на него через самодельный телескоп. Он показывал мне двойные звёзды, кольцо Сатурна, спутники Юпитера. Я слушал брата и в душе гордился его эрудицией.