– Не говори глупости. Я и Клава Чугунова, моя подруга по сортировочному лагерю, то же остовка, нашли ее в сожженной белорусской деревне. Машу надо срочно прописывать! Завтра пойду документы оформлять. Мне ее надо удочерить. Потому что я ей мама! Приемная мама!

Лиля надевает Наташино желтое платье. Наташа опять укрывает девочку одеялом, а потом, махнув на Лилю в желтом платье рукой, выходит к Эмме Ильиничне и Сергею Ивановичу.

Клава залезает в свой рюкзак, складывает свои вещи, затем протягивает руку тетя Эмме.

– Ладно, давайте прощаться! Адрес Ната знает. Пишете письма. А лучше приезжайте в Ленинград. Буду рада!

– Приедем!

Клава подхватывает рюкзак, заглядывает в другую комнату.

Наташа вздыхает, делает знак Клаве: «молчи!»

– Прощай, Маша и Наташа! (Лиле) Рада знакомству с семьей!

Под утро тетя Эмма вспомнила, что Ната попросила ее разбудить пораньше. Машу нужно было зарегистрировать по месту жительства приемной мамы и определить в детский сад. Наташа быстро проснулась, почистила зубы порошком «Столичный»

Тетя Эмма проснулась вслед за ней, пыталась согреть чаю. Сергей Иванович еще спал на диване, когда, Ната, позавтракав, вышла из квартиры Эммы Штольц.

Уже через час она была в паспортном городском столе. Служащая Крынкина с утра была растревожена новыми инструкциями из НКВД, внимательно посмотрев на справку, выданную Наташе в сортировочном лагере под Берлином, она увидела пометку: «была на оккупированной территории». Прочитав эту запись, Крынкина злобно посмотрела на девушку.

– Вот Вам справка о регистрации! Вам нужно отмечаться три раза в месяц в НКВД.

– Раз в три месяца приходить сюда надо?

– Сюда? Вы что? Решили в Москве остаться? (хмыкает) Нет, милая, гражданам Вашей категории приказано селиться не ближе 101 километра от Москвы.

– А ребенок? У меня еще есть ребенок?

– А детьми у нас занимаются инспектор Мыскина. В этом же кабинете по понедельникам.

Крынкина показывает Наташе на дверь, ставит журнал на место.

Наташа кладет справку в карман кофты, подхватывает Машу на руки и выходит, хлопнув дверью. Уже через два часа Лиля, которая успела вернуться домой после первой смены в госпитале, обсуждала странное поведение Наташи с тетей Эммой.

– Опять посуду моет. Моет, как бобер!

Ната продолжала мыть вилки, ложки и тарелки так ожесточенно, как

будто пыталась смыть с них всю бывшую пыль. Тетя Эмма вздохнула и подошла к ней поближе.

– Осенью в театральный будет добор! Я узнавала, а потом ты можешь пойти в музкомедию. На полставки. На пианино, подыгрывать можно. Там платят неплохо.

Однако Наташа будто не слушает тетю Эмму, она берет тряпку в руку и начинает тереть стол, потом протирает пыль на шкафу.

Делает все методично, почти машинально.

– Тетя Эмма, какой театральный??!Меня из Москвы выселяют. За 101 километр. Вместе с Машой. Я человек второго сорта.

Наташа подходит к окну, протирает подоконник, смотрит за стекло, видит во дворе фигуру военного. Военный очень похож издалека на Мишу, однако приглядевшись, Ната понимает, что это-майор. -Человек в военной форме, наверное домой приехал с фронта.

Лиля подходит к Наташе, заглядывает через ее плечо в окно, видит военного и неожиданно узнает Гусева.

– Это же Гусев! Коля Гусев!

Лиля выбегает из комнаты, а Гусев достает из кармана листок

с адресом, который ему дали в адресном столе и спрашивает прохожих

во дворе.

– Вы не подскажите? Эмма Ильинична Штольц? Из этого дома (кивает) не переезжала?

– Да нет! Вроде здесь! Вчера видела.

Женщина пытается еще что-то сказать, однако Лиля неожиданно прыгает на шею к Гусеву.

– Гусев! Коля! Родной! Вернулся!