– Да-а… – вздохнула Агафья, разливая бражку, – человек писал… ночи, поди, не спал – сердце надрывал, вспоминаючи… Думал, надо оно людям… ан нет! никому оно и не нужно: ни война, ни его переживания. – Хозяйка с удовольствием выпила. – Эх… жизнь горючая… – она заклацала солёным огурцом.

– Ну а ты?.. не купила? – попытала сестру Марина.

– Чего? Книжку что ли? – не поняла Лариса, – хм… а мне-то оно на кой сдалось? Да и деньги экономлю, уезжаю же.

– В-во! – опешили хором старики, – к-куда? Когда?

– Через неделю. Уже и билет купила.

– Чё ж нам-то не сказала?..

– К Мишке уезжаю, давно зовёт. Из-за вас только и кисла в этой дыре, – дочь встала, твёрдо сказала обалдевшим родителям: – Всё, для себя жить буду. Вашей зарплаты вам с отцом хватит. Да и Маринка с Колькой подмогнут, если что.

Лариса уехала. Николай переселился к Марине.

Прошло время, прошёл и медовый угар… Заскучал Николай. Музеи-театры надоели. Книжки читать пропала охота. Да и к молодой жене порастаял интерес. Почему так происходит, он и сам не знал. Вроде… жить семейно ещё не расхотелось – Маринка – жена что надо! А вот грызла непонятная тоска…

– Колян! Ты чё в сам деле? у нас девок мало, что ли?.. – под руку зудел Венька с пивной лужайки, – ну чё ты прицепился к этой страхалюдине? Спелых тёлок вон полным-полно: одна красивше другой! Только присмотрись. А Лариска? Ох, ка-кая баба! – мм… морда свекольная, глаза зелёные… Одни сиськи, блин, чё стоют! Упустил, дурень…

– Да ты, Колька… только захоти – таббун набежит! успевай выбирать! – почёсывая непокорную макушку, икнул его приятель. – А из-за этой… коро… короллевы и на др-рузей плюёшь…

Плевать на друзей Колян не собирался. И всё чаще после смены он запинался о ржавую бочку – отдыхал с приятелями на заветной полянке. Домашние застолья мужа да его хмельные посиделки у бочки-поилицы не на шутку тревожили Маришу. Она, к тому же, носила ребёнка.

– Коль, не балуй ты стариков чекушками. Ну и… сам бы поменьше… – как-то сказала она, заботливо поправляя одеяло, – нам о малыше надо подумать…

– А чего об нём… думать? – позевнул, отворачиваясь, будущий отец. – Родится, когда время придёт. И вообще… Маринка, ты такая правильная… просто ужас. – Однако спиртом хозяев больше не потчевал.

Месяца через три-четыре неожиданно вернулась Лариска.

– Короче… «любовь не получила-ась», – игриво пропела она за столом, томно поглядывая на Николая: – Иэ-эх!.. Ты мне душу за-аморози-ил, ты мне сердце пра-астуди-и-л!»

Приспели родины! И вот он, мальчик – вылитая копия Николая! От радости пьяный отец приволок в роддом охапку роз.

– Ну-ка, покажи племяшку! – кричала с улицы разнаряженная Лариска.

– Долго ещё лежать-то? – интересовался озабоченный Николай, передавая жене цветы.

– Послезавтра выпишут.

Мариша наказала мужу принести заготовленное приданое.

– Я тоже приду! – крикнула, уходя Лариса.

Подошёл день выписки. Принимай, мир, нового человека! Весёлый денёк! И на душе праздник! Марина откинула занавеску – сверху, за тополями, видны ползущие взад-вперёд разноцветные трамваи, на остановке суетится народ. «Сейчас приедут…» – За тобой, – сказала пожилая санитарка, – собирайся.

– В холле стояла тётка Агафья. В одной руке она веником держала розовый букет, в другой – узелок для малыша.

– Вот… Колька велел передать… лично в руки, – тётка неуклюже сунула племяннице букет.

– А где… Николай? – растерялась Мариша.

Бабка, пряча оплывшие глаза, теребила узелок.

– Ты… только того… Как сказать-то… Ну, в общем… уехали они с Лоркой. – Тётка скуксилась, выдохнула бражкой: – Ох-х… спутались… и вот…

Марину срочно увезли в терапию – сердце подвело, младенца снова поместили в роддом. Выписались к тётке только через полторы недели. И назвала Марина сына, как и его отца – Николашей. А отец и не вспоминал о сыне… Сестра-Лариса тоже не писала ни ей, ни родителям. Так никто и не знал, где беглые, живы ли?