С этими словами он молча протянул цветок девушке, пристально глядя ей прямо в глаза, от чего она залилась румянцем еще больше и смущенно приняв этот маленький подарок, прикрыла розовеющие щечки своим белоснежным передником и потупив глазки смущенно пролепетала:

– Данке шон.

Затем она быстро повернулась, и стремглав, словно испуганная лань, бросилась в дом.

Франсуа невольно засмеялся, наблюдая за ее детскими повадками, затем, сняв шляпу, направился внутрь дома, где старик знаками показал ему лестницу на второй этаж в их комнату.

Войдя в указанное помещение, Кристоф и Франсуа огляделись. Комната была прибрана в аккуратном немецком стиле – квадратный столик покрывала кружевная белоснежная скатерть, прямоугольные окна были из разноцветного витражного стекла. На кроватях лежали маленькие узорчатые подушки, заботливо вышитые женской рукой.

Они отстегнули шпаги, но из предосторожности не стали убирать их далеко. Затем они развалились в мягких креслах – качалках, стоящих друг напротив друга.

За окном иногда раздавались громкие голоса ландскнехтов на непонятном языке и неторопливая французская речь гвардейцев, успокаивающая слух и напоминающая о доме.

Некоторое время они молча глядели друг на друга. Раздался стук в дверь. Затем она отворилась, и в комнату впорхнула та самая девушка с серебряным подносом. Она быстро и заботливо поставила на стол дымящееся румяное мясо с воткнутыми в него ножами и вилками, а также две бутылки вина и свежий, только что испеченный хлеб.

Сказав что –то тихо по-немецки, она смущенно сделала реверанс и, стараясь не смотреть в сторону Кристофа, быстро направилась к двери. Тот, провожая ее долгим взглядом, неожиданно спросил:

– Как тебя зовут, красавица?

– Простите… не понимать .– смущенно пролепетала она и быстро выбежала за дверь.

– Похоже, я начинаю менять свое мнение о немцах, – произнес Кристоф с улыбкой глядя ей в след. – Не все они недотепы и дикари. Встречаются и весьма привлекательные экземпляры.

– Ты о ком?

– Да хотя бы вот об этой юной фее… Кстати, – неожиданно перевел он тему разговора. – Знаешь, что я сделаю первым делом, когда вернусь во Францию и обзаведусь наконец-то своим собственным домом?

– И что же?

– Заведу себе вот такое кресло, – он с удовольствием несколько раз качнулся на качалке и усмехнувшись добавил:

– Черти, как они ухитрились его сделать?

– Все это будет потом, – весело ответил Франсуа и придвинулся к столу. – А теперь, если не хочешь прозевать свой ужин – налетай – а то я голоден, как волк. Тебе может ничего не достаться.

– Не переживай. Я солдат. Это значит, что я могу раздобыть себе еду даже там, где ее нет. – с этими словами он вооружился маленьким ножом и искусным быстрым движением отрезал от жаркого жирный большой кусок ароматного мяса, затем кинул его себе на тарелку и, отломив ломоть хлеба, с аппетитом принялся за еду.

Франсуа, по личному опыту зная, как быстро умеют солдаты очищать стол, старался не отставать от него. Немного насытившись, они принялись за вино и, чокнувшись стаканами, мигом осушили их. Бутылки быстро опустели.

Насытившись, Кристоф довольно вытянулся в кресле, и некоторое время сидел молча, предаваясь приятному пищеварению. Затем, слегка оглядевшись по сторонам, словно оценивая взглядом обстановку, повернулся к Франсуа:

– Однако, мы уже недалеко от Варшавы.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что, ввязавшись в эту авантюру, мне хотелось бы наконец узнать, за каким чертом мы потащились в эту дыру, подвергая опасности наши шкуры?

– О чем ты? Здесь опасностей гораздо меньше, чем в Париже, среди твоих друзей в той грязной таверне, из которой я тебя вытащил.